у нас называют Мамута, – чтобы можно было провести обряд Поиска и проводить дух Тонолана в мир духов. Я ценю наше родство и так тронут вашим дружеским расположением, что с грустью думаю о предстоящем расставании. Но мне хотелось бы как можно дольше прожить здесь, с вами, моими друзьями и родственниками, – закончил Джондалар, передавая Говорящий Жезл обратно Тули.

– Мы опечалены известием о том, что ты не можешь стать сыном нашего очага, Джондалар, но понимаем, что ты не властен распоряжаться собой. Твой долг заслуживает уважения. И поскольку мы с тобой и так породнились благодаря связи твоего брата с Толи, то ты можешь жить с нами, сколько пожелаешь, – сказала Тули и передала Жезл Талуту.

– Эйла, – сказал Талут, трижды ударив Жезлом по земле, – Неззи и я просим тебя стать дочерью Львиного очага. Мы высказали наше предложение. Теперь слово за тобой.

Взяв Жезл, Эйла также трижды ударила им о землю.

– Я Эйла из Неведомого племени. Вы предложили мне стать членом вашей семьи. Это большая честь и радость для меня. И я была бы счастлива стать Эйлой из племени мамутои, – медленно произнесла она свою заранее заготовленную речь.

Талут забрал у нее Говорящий Жезл и, четыре раза ударив им о землю, сказал:

– Если нет возражений, то я закрою наше собрание…

– Нет, я прошу дать мне Говорящий Жезл, – раздался вдруг чей-то голос.

Все удивленно оглянулись и увидели, что к Талуту направляется Фребек.

Он взял у вождя Жезл и трижды ударил им по земле.

– Я не согласен. Я не хочу, чтобы Эйла стала членом нашей стоянки, – заявил он.

Глава 14

Мамутои ошеломленно молчали. Затем послышались удивленные, негодующие возгласы. Вожди и основатели Львиной стоянки в полном согласии друг с другом высказали желание принять Эйлу в племя мамутои. И хотя все знали, какие чувства испытывает Фребек к Эйле, остальные, по всей видимости, не разделяли их. А главное, Фребек, да и вообще очаг Журавля едва ли имели право возражать. Их самих приняли совсем недавно благодаря тому, что за них просили Талут и Неззи, пожалевшие несчастную семью, от которой отказались почти все остальные стоянки. Когда-то очаг Журавля имел высокий статус, и на других стоянках были люди, предлагавшие принять это семейство, но были и возражавшие, а необходимо было достичь всеобщего согласия. Фребек, похоже, слишком быстро забыл о поддержке вождя; никто не ожидал возражений с его стороны, а менее всего сам Талут.

Волнение среди собравшихся быстро улеглось, когда Талут взял у Фребека жезл и, потрясая им, призвал людей к тишине.

– Фребек взял Говорящий Жезл. Дайте же ему сказать, – решительно произнес Талут, передавая обратно ритуальный костяной Жезл.

Фребек, вновь трижды ударив по земле, продолжил свою речь:

– Я выступаю против приема Эйлы, поскольку считаю, что она не обладает никакими особыми достоинствами и не может предложить нам ничего ценного, поэтому она недостойна стать мамутои.

Его возражение было встречено тихим неодобрительным гулом, тем более что все только что выслушали, как высоко ценит Эйлу Талут, однако пока никто не посмел прервать оратора.

– Неужели мы будем принимать в мамутои любого чужеземца, остановившегося погостить у нас?

Как ни велика была власть Говорящего Жезла, однако даже она не могла заставить обитателей стоянки долго сдерживать эмоции.

– С чего ты взял, что ей нечего предложить нам? Вспомни, к примеру, ее охотничье мастерство! – воскликнула Диги, исполненная праведного гнева.

Ее мать тоже не сразу оценила достоинства Эйлы. Но даже она, вождь стоянки, согласилась с Талутом. Какие же возражения могут быть у Фребека?

– А что особенного в том, что она умеет охотиться? Разве мы принимаем к себе всех охотников? – сказал Фребек. – Это не серьезная причина. К тому же она все равно не сможет нормально охотиться после того, как заведет детей!

– Дети – это гораздо более ценный дар! Они придадут ей более высокий статус! – сердито крикнула Диги.

– Не думаешь ли ты, что я не понимаю этого? Однако мы даже не знаем, способна ли она иметь детей. Может, она бесплодна, и тогда вообще все ее достоинства теряют смысл. Но мы говорим пока не о детях, а об охоте. О том, что ее охотничье мастерство не является серьезным поводом для приема в мамутои, – заметил Фребек.

– А как насчет копьеметалки? Ты же не станешь отрицать, что это ценное оружие и она отлично владеет им и уже показала нам, как правильно пользоваться этим приспособлением.

– Это не ее заслуга. Копьеметалку сделал Джондалар, а он не может остаться с нами.

– Но у нее есть дар Поиска, а возможно, и Зова, – вставил свое слово Дануг. – Она обладает властью над лошадьми и даже ездит на одной из них.

– Лошади – это наша еда. Великая Мать создала их для нас. И мы должны на них охотиться, а не жить с ними. Я даже не уверен, хорошо ли то, что она ездит на них. И вообще, никто толком о ней ничего не знает. Возможно, она сможет общаться с миром духов, возможно, у нее есть дар Поиска. Возможно, она сама Великая Мать, а может, и нет. Так неужели, основываясь только на шатких предположениях, мы можем принять человека в наше племя?

На сей раз никто не смог ему возразить. Фребек уже начал гордиться собой, сознавая, что стал наконец центром всеобщего внимания.

Мамут с некоторым удивлением смотрел на Фребека. Шаман был совершенно не согласен с ним, но признал, что его аргументы довольно разумны. Плохо только, что он преследовал неверную цель.

– Эйла научила Ридага говорить, хотя никто не знал, что он способен на это, – присоединяясь к спору, возразила Неззи.

– Говорить! – фыркнул Фребек. – Ты можешь, если желаешь, называть разговором это дурацкое размахивание руками, но я не могу. Я не могу согласиться с тем, что мы должны использовать эти глупые жесты плоскоголовых. И естественно, это не может быть причиной для ее приема. Скорее уж, это может служить причиной для отказа.

– И, несмотря на все очевидные доказательства, я полагаю, ты также не веришь, что она целительница, – язвительно заметил Ранек. – Но надеюсь, ты понимаешь, что если она уйдет от нас из-за тебя, то ты же первый и пожалеешь об этом, когда Фрали придет время рожать.

Фребек испытывал странные чувства по отношению к Ранеку, он с трудом воспринимал этого темнокожего человека и всегда чувствовал себя неловко в его присутствии, хотя и признавал высокий статус и известность этого искусного резчика по кости. Фребеку всегда казалось,