Я вынужден был подчиниться принуждению, спасая свое здоровье и жизнь. Поскольку надеюсь в целости вернуться домой, в свой Коннектикут. Но я заявляю решительный протест — и требую наказания вашего офицера, кому не ведомо само понятие воинской чести и уважения к подобным себе, раз он не колеблясь мог поступить со мной как с каким-то пойманным туземцем!

И больше я не намерен давать никаких показаний, без присутствия консула Соединенных Штатов!

(пометка на протоколе — «категория Е», она же в разговорном жаргоне «железная маска». Что значит — данное лицо во всех документах должно именоваться кодом, а не именем, содержаться отдельно от других заключенных, и информация о самом наличии такого человека является секретной. Нередко, по исчерпании оперативного интереса, такие лица прекращали и физическое существование).

Где-то в Казахстане.

Раньше тут была степь. Теперь стоял город. Главная улица (по традиции, Ленина), уже из многоэтажных каменных домов — учреждения, и жилье для начальства и спецов. И кварталы бараков, уже заменяемые постепенно теми же добротными домами. Железнодорожная станция (дорогу тоже проложили недавно, с рождением города), от которой ходит автобус, по улице Ленина, через площадь Ленина (на которой уже и памятник стоял), пересекая улицы Комсомольскую, Первостроителей, Героев Октября, дальше номерные линии шли, имен еще не удостоившиеся.

Но был уже Дом Культуры. И будущий парк отдыха — где пока лишь степной ветер гнул редкие саженцы, среди размеченных аллей. И стадион — пока открытый, лишь для лета. И магазины, и больница (уже не санчасть лагпункта). И школа, и детский сад — для тех, кто успел уже родиться здесь, или прибыл с родителями.

И то, что давало городу жизнь — рудник, и цеха горно-обогатительного комбината. А также сопутствующие производства — мехмастерские, электростанция.

Ну и конечно, милиция — как без нее?

— Ну что, Ржавый, сбылась наша мечта? Свой срок оттянули, в вохре «беспорочно» отслужили, теперь в ментовке, как обещано. Хозяин наш порядок блюдет строго — раз указал, так попробуй не исполни, от Москвы до самых до окраин, сразу к нам «контингентом» попадешь. Казенное довольствие, квартира, мундир, питание — что еще человеку надо? И уважение — мы теперь государственные люди, а не кто-то там, хехе!

— Так, Седой, в этой дыре? Вот если бы в Москве или Питере — по Тверской или по Невскому так идти, как мы сейчас…

— Ну ты, Ржавый, скажешь — или забыл, что начальник говорил? Что в московскую или питерскую милицию отбирают — лишь кто в армии отслужил, и не ниже сержанта, а лучше фронтовик, и с наградами, ну и желательно, чтоб рост высокий, стать гвардейская. И конечно, русбою обучен, или хотя бы, вот этой штукой владеть хорошо.

— Да ну ее, Седой, я попробовал, чуть себе башку не прошиб!

— Так каску надо было одевать, пока учишься. Мне вот осназовец показывал, как «восьмерки» крутить, или просто круги, а затем сложно, с перехватом из руки в руку.

— А это зачем? Даже когда просто крутишь — хрен кто с ножом сунется, или руку переломит, или башку пробьет.

— Ну допустим, тебе надо в процессе пистолет из кобуры выхватить — вдруг за спинами тех, против кого ты, кто-то со стволом нарисовался? Да мало ли для чего — раз есть такие приемы, значит надо.

— А интересно, кто такой инструмент придумал? Мне вот япошка из третьего отряда, ну тот который «сенсей», лопотал — «нунчаки». А у нас в наставлении зовется просто, «палка двойная».

— А тебе не все равно? Тот, кто меня учил, у тех обучался, кого сам Смоленцев натаскивал. Так он говорил, что в русбой приемы входили и от других народов, если оказывались хороши. Может, у япошек и нунчаки — а по мне, инструмент, чтоб даже толпу антиобщественного элемента усмирить. Если только у них огнестрела нет, ну еще и длинный дрын опасен — а против ножа, кастета, и просто с кулаками, да выходи ты на меня хоть вчетвером-впятером! Тут еще конечно, двигаться надо, на месте не стоять. А еще лучше, бить первому, чтоб сразу врагов, минус один или двое.

— А все ж жаль, что я с тем японцем потолковать по-настоящему не успел. Теперь уже поздно, возвращают их домой. Народ хороший, к порядку приученный. Как они памятнику кланялись — во, чинопочитание!

— Не понимаешь ты, Ржавый, высокой науки психологии. А по мне так все ясно — вот пригнали толпу, еще необмятых. Надо сразу их в рамки ставить — и вот приказали, Ильичу на площади кланяться, а кто не станет, того накажут. А раз ты этому правилу подчинился — то и другому тоже, вот так и согнули под общий порядок. Что отбывают, жалко — хороший народ, понятливый. Чем-то на немцев здорово похожи. Теперь вот обещают китаез прислать, еще в большем количестве, тьфу!

— А что так — мы же их еще и не видели? Или снова язык учить?

— Блин, Ржавый, я сколько тебе говорил? Помню, вот политрук рассказывал, что японский язык сложен, даже писатель Лев Толстой его выучить не смог. А я с этими япошками отлично объяснялся — ну да, запомнились отдельные слова, как «хаджимэ» начать, «ямэ» прекратить — но вообще, я с ними по-русски, это им надо тебя понимать, если не хотят в шизо и без пайки. Согнем и китайцев, куда они денутся? Но не нравится мне, что нас предупреждали — китайцы японцев люто ненавидят, ну а те их. И что категорически нельзя их даже близко держать — сразу драка будет, лютая и со смертоубийством. А японцы, ты правильно заметил, с нами нормально — значит, китайцы, наоборот? Вот и тренируюсь с палками, даже после службы — а ну как придется беспорядки усмирять?

— Так начальство не боится? А то бы еще «зверей» прислали, ОМОН. Про которых жуть рассказывают — что они при бунтах в зоне с бунтовщиками творят.

— Пришлют, когда жареный петух клюнет. Тут, что до ближайшего жилья километров двести степи, это с одной стороны хорошо, бежать даже дураку в голову не придет, ну если только в поезде заныкаться, так ведь все вагоны шмонают на совесть. А с другой стороны, не поймешь внутри, где зона, а где воля — и колючки нет, и бараки похожи, и ходят все без конвоя. Только и различаешь — кто прилично одет, тому козырнуть, а кто в рабочей робе, к тому со строгостью. Гражданин, почему в рабочее время, папрашу командировочное, или отпускной, или больничный! Нет бумажки — самовольщик, пройдемте до выяснения!

— Ага, а в выходные самая работа. Все на улицу валят, или во всякие культурные места — а нам только смотри, чтоб не было хулиганства. Или того хуже — чтоб у кого-то «чистых» что-то не сперли, тогда вообще туши свет! Сначала нашего майора на ковер, затем он — ротных, ну а после и до нас доходит, «у нас тут что, чикаго»?

— Ну у них в Америке, если по их же фильмам судить, вот привозили какой-то, помнишь? — так полная жуть! Чтоб мазурики целой бандой среди дня, на автомобилях, и из автоматов палят — ты у нас можешь такое представить? Вон, в прошлом месяце у инженера кошелек вытащили, так шуму было после — пока не поймали, кто уворовал! А у них, воры и убивцы могут на воле ходить и даже с прокурором и полицейскими за руку здороваться, причем все знают кто они, но не посадить, так как «нет доказательств». И это у них называется «политика» — ну вот ты можешь представить, чтоб у нас самого большого пахана, и в депутаты? А у них запросто — украл гроши, тебя посадят, а украл миллион, поделился с кем надо, и ты уже уважаемый человек.