— Единственными свидетелями его последней минуты были сержанты Нэш и Хенсли — сказал помощник — но по нелепой случайности, после окончания их смены… Они были приятелями, один подвозил другого, и их «форд» столкнулся с грузовиком. Никто не выжил.

— Неисповедимы пути господни — произнес «аристократ» — что ж, Дуг уже в раю, по всем своим заслугам.

— Похороны по высшему разряду? — поинтересовался помощник.

— По самому высшему! — решительно сказал «аристократ» — как подобает национальному герою Америки. И позаботьтесь о соответствующем освещении в прессе.

Прости, Дуглас Макартур — но ты был слишком хорош для жизни земной. Таким больше подобает служить небесным примером для нас, живущих.

И никто никогда не узнает, сам ты выпал из окна, или… Даже я этого точно не знаю — а свидетели мертвы. Можно было устроить им перевод куда-нибудь на Аляску — ну а вдруг кто-то по дурости решит на сенсации заработать, или даже шантажировать хозяев? Ведь Дуг все же был одним из нас, и его Семье не понравится, узнай они достоверно — и последствия могут быть самыми непредсказуемыми. А умопомрачение, как и несчастный случай — в руках Господних!

А твой меморандум, твое политическое завещание, что ты огласил — вполне подойдет нам, как программа. Конечно, не подлежащая огласке — до лучших времен.

Генерал Де Голль.

Несчастная Франция! Последний бастион Запада против безбожного коммунизма.

Нет, генерал не был зоологическим антикоммунистом, как Макартур — чей скандальный меморандум уже напечатали все европейские газеты. Американцы всегда были и оставались провинциалами — для которых само существование чего-то им неподвластного казалось смертельной угрозой. Ну а Де Голль, проведя несколько месяцев в СССР (в этой исторической реальности), находил коммунистов (и советских, и вообще) вполне достойными людьми, с которыми можно и нужно сотрудничать. А вовсе не эталонными чудовищами с американских карикатур.

Коммунисты были даже полезны — в пределах допустимого, и пока знали свое место. Как противовес ультраправым и американцам — ведь Франция все-таки пока еще не протекторат США? Но они были категорически неприемлемы в качестве победителей, обладающих монополией на власть и диктующих общие правила. Которые по самой сути своей противоречили главным западным ценностям. И пусть пока в Германии, в Польше, в прочих странах, захваченных Советами, нет тотального «околхоживания», напротив, мелкие фермеры, торговцы, хозяева магазинов, ресторанов, гостиниц и мастерских даже приветствуются — но ведь и в России было такое время, НЭП, и что стало после? Сталин умен — сейчас он уничтожает наиболее опасных противников, крупный капитал, фабрикантов и банкиров. После дойдет очередь и до мелочи — и кто тогда сможет этому помешать?

Немцы счастливы под русским игом? После того, что ожидали, как русские в отместку будут их жарить живьем или массово гнать в Сибирь! Кроме того, пруссаки всегда любили ходить строем. Итальяшек не сгибал только ленивый — ну а прочей мелкоте, всяких там поляках, и говорить нечего! Но французы ведь не таковы!

Отчего во французской армии очень долго не вводили полевые кухни, уже состоящие на вооружении и в Германии, и в царской России? «Француз по своей природе индивидуалист, и всегда предпочтет есть суп по собственному вкусу, из котелка над своим костром». Это было — пример полуанекдотический, но весьма показательный. Стадность (или коллективизм, если так угодно), привычная немцу или русскому — абсолютно не подходит французу! А потому, коммунизм для Прекрасной Франции, это будет ужасно!

И Макартур — страшно представить, что было бы, стань он Президентом! — все же верно заметил суть. Есть два типа общества — где приоритет, это личная свобода каждого гражданина, или напротив, общие интересы. Причем, в последнем случае, общество может быть и несправедливо, и абсолютно безжалостно к отдельному человеку — но по-своему право: ради общего блага, раздавить одного не только можно но и нужно. И что существеннее, и страшнее, такое общество может быть успешнее свободного — поскольку лучше управляемо и позволяет в критические моменты концентрировать все силы и ресурсы на жизненно важном, «все для фронта — все для победы». Вот отчего русские победили в войне — хотя еще двадцать лет назад уступали и Америке, и Германии, и Франции, и в промышленной и в военной мощи. И этой способности русских — мы, Запад, категорически недооценили! Мерили их своей меркой — по которой любая «свободная» страна, оказавшаяся в 1941 на месте СССР, неминуемо была бы раздавлена.

А Советы не только выстояли — но и подмяли под себя Европу. И что хуже, их модель, их принцип, стала привлекательной и для тех, кто раньше был «свободным». Дошло до того, что кое-кто в Лондоне (и наверное, за океаном тоже) всерьез поверил в связь Сталина с пришельцами из будущего?! Но Де Голль видел своими глазами, в чем русский секрет — без всякой мистики и фантазии. Когда люди в массе (а не только верхушка) искренне желают что-то сделать для своей страны, ставя общий интерес выше личного. Когда им (вне зависимости от богатства и знатности, а исключительно по таланту) поголовно открыт доступ к самому лучшему образованию. То это выливается не только в фанатизм солдат «стоять насмерть» и «ударный» труд в цехах и на полях — но и в инициативу и изобретательность, нахождение новых лучших путей и оптимальное использование ресурсов. А советский строй по самой сущности исключает кризисы наподобие Великой Депрессии. То есть для страны, государства в целом — он имеет явное преимущество. И весьма благоприятен для низших классов общества. Но категорически не подходит для высшего, образованного класса!

Свобода, равенство, братство — про второе и третье пока промолчим, а вот либертэ, это святое право каждого француза (да и вообще, человека свободного мира). Отслужив общему благу оговоренный срок, ты имеешь полное право жить дальше в полное свое удовольствие — если конечно, у тебя есть на это деньги. Как Тартарен из Тараскона — эта книга была для Де Голля одной из любимых, с юности. Развлекайся, путешествуй, играй — или открой свое собственное дело, коль желаешь пустить капитал в оборот — живи свободным, никому не обязанным, не зависящим ни от кого. Государство обязано лишь оберегать меня от врагов внешних и преступников, доставлять мою почту, предоставлять некоторые услуги, и не вмешиваться в мои дела. Ну а те, у кого нет денег, на такую жизнь — как правило, не имеют и духовного развития, такой жизни требующего. Так было прежде — пока не появились коммунисты, черт их побери!

Но — конкурентоспособность, горе слабейшему! Закон Дарвина действует не только в живой дикой природе. Не станет ли победа Советов в этой войне — концом прежнего западного мира? Коммунисты (и советские, и наши) могут быть вполне приличными людьми — беда лишь в идеалах, которые они исповедуют. И видимых результатах их политики — достаточно взглянуть на Германию, уже успевшую нарастить и мускулы, и жирок, после такого разгрома, и несчастную Францию!

Если они снова решат на нас напасть — о том лучше не думать! В 1914 году Франция выставила по мобилизации пять с половиной миллионов солдат, в 1939 чуть меньше пяти миллионов, одни лишь сухопутные войска в Метрополии, 92 дивизии. Теперь же, начнись завтра война, число дивизий и до полусотни не дотянет. Французские финансы в тридцатые годы были в несравненно лучшем состоянии — а современную дивизию со всей положенной техникой обойдется гораздо дороже оснастить, обучить, содержать и поддерживать боеготовность, чем пехотную дивизию 1914 или даже 1939 года. Обратиться за финансовой помощью к США — так американцы сами предлагали, вот только на абсолютно неприемлемых условиях: все вооружение и техника должны закупаться исключительно у них, что гарантированно убьет то, что осталось от французской военной промышленности; аналогично с техобслуживанием и запчастями — то есть, с возможностью в любой миг перекрыть кислород; также, между Францией и США должно быть заключено секретное военное соглашение, взамен французского членства в Атлантическом альянсе — по которому ВВС и ВМС США фактически получали свободный доступ на французские военно-воздушные и военно-морские базы, как в Метрополии, так и на заморских территориях, ну а американские военные представители «для координации» входили во французские высшие штабные структуры; было еще и в-третьих, и в — четвертых, и в-десятых — то есть, в военном отношении Франция оказывалась в полнейшей зависимости от США. С сохранением опасности, быть вовлеченной в большую войну исключительно по решению, принятому в Вашингтоне!