— Нет, нет: Эльминстер, навозный осел! Кто такой Эльминстер из Долины Теней?

Какой бы недоверчивый ответ ни начал произносить пожилой человек, он навсегда затерялся в звуках нового удара молотка, когда глашатай снова встал с седла, держа в руке новую, меньшего размера табличку, и принялся за работу, прикрепляя ее под первой.

На этой было начертано следующее:

Звучит глубокий барабан.

Лев, которого я гордо люблю

пал, чтобы выстоял Кормир.

Некоторые короли ˗лишь старые имена

На разрушающихся гробницах

Звучат в свирели, поющей в Кэндлкипе.

Больше нет.

Мой Азун не будет так легко забыт,

Спросите любого Туйгана.

Поднимите чашу в его память

И будьте счастливы, как я.

Он был моим, долгие золотые годы

Боги даровали нам это.

Он принадлежал Кормиру, все его годы.

Боги дали этот дар всем нам.

Да, будьте счастливы.

Никакие слезы не вернут его.

Зачем плакать сейчас

От ворот и крепостных стен

Пока все горные склоны

не отзовутся громом печали?

Моя любовь ушла.

Солнце село над королевством

Вся слава пала.

Я больше никогда не увижу Кормир таким ярким.

Ее Королевское Величество

Королева Филфаэрил Обарскир

Из многих уст вырвался почтительный вздох, и не одна шапка была снята и прижата к груди своего владельца.

— Хранят ее боги, — пробормотал один человек.

— Да, бедная королева, — сказал кто-то другой, а кто-то третий фыркнул.

— Похоже, она почти счастлива застать его кончину. "Будьте счастливы", ˗ сказала она дважды. Похоже, все его постельные похождения до сих пор ее раздражают.

— Придержи язык, ты! Она просто просит нас быть беззаботнее ˗ видишь последнюю строчку? Она плачет, дурак, она плачет!

— Я спрашиваю еще раз: кто этот Эльминстер, чтобы его слова висели выше слов нашей королевы?

— Старик, ты что, вырос глухим и слепым? Неужели никогда не слышал о старом маге из Долины Теней?

— Ой, да это всего лишь небылицы, причуды у костра, обросшие сказками, а не реальность.

— О, он вполне реален, — сказал один из воинов в шлеме, сидя в седле, и слова его были столь же мрачны, сколь и неожиданны. — Ты быстро поймешь это, если тебе посчастливится встретиться с ним.

Наступило молчание: жители Халтейла уставилась на Пурпурного Дракона, который говорил, потом снова на письмена, читая и перечитывая их.

Пожилой мужчина отвернулся первым, чтобы задумчиво сплюнуть и прорычать:

— Да, впереди будет тяжелая зима и еще не одна после нее, будьте уверены. Мы видели дни славы, ребята, и они умерли вместе с нашим Азуном, на той вершине холма с Дьявольским Драконом.

Затем он остановился в своей таверне ˗ остановился так внезапно, что люди, начавшие тащиться следом за ним, едва не столкнулись носами, ˗ и яростно зашипел:

— Но он убил его перед смертью, ребята, убил! Запомните это. Он выполнил свой долг перед нами, как истинный клинок Кормира!

— Да, — недовольно согласился кто-то.

— Да, — отозвался другой, еще менее воодушевленный. И медленное движение к таверне возобновилось, оставив шестерых всадников почти одних.

Они обменялись взглядами, а затем в молчаливом согласии повернули головы своих лошадей в сторону темного и покосившегося трактира "Шестисвечник", одарив его такими же прищуренными взглядами, какими они могли бы одарить знакомого врага на поле боя.

Халтейлянка, которая была медленнее других, с любопытством посмотрела им вслед, затем плотнее накинула шаль на плечи и взглянула на вывески, которые они прикрепили. Когда она пробиралась по строчкам письма, отбивая каждое слово по очереди, ее губы шевелились, бормоча слоги.

— Я никогда больше не увижу Кормир таким ярким...

Когда Гларастир Рулиган вел трех Пурпурных Драконов и двух Боевых Волшебников, которые только притворялись воинами, в тускло освещенную переднюю залу Шестисвечника, странствующий торговец из Сюзейла пышно описывал похороны Азуна дюжине богатых халтейленцев за дымящимися блюдами с кабанятиной.

— Нет, нет, похороны состоялись одиннадцатого числа Киторна ˗ ха! Хотите спорить? Я был там, заметьте!

— Да, да, — поспешно сказал маленький пузатый человечек, которого Рулиган знал как лучшего пекаря в Халтейле, размахивая руками, словно мог успокоить все разногласия, — все было так, как ты говоришь, конечно, как же иначе? Но говори дальше, молю тебя! Расскажи нам еще!

— Ну, теперь, — сказал сюзейлец, выпрямляясь в своем кресле и похлопывая свой обширный живот с полным видом напускного удовлетворения, — я расскажу это, расскажу. Слушайте.

И он наклонился вперед, как собака, сунувшая голову под кровать, и прошептал грубым голосом, донесшимся до каждого уголка передней залы, как боевой рог:

— Они пронесли их по улицам, короля и павшую принцессу, и сразили меня перед алтарями всех богов, если бы они не улыбались. Мертвые, белые, как кости, и ухмыляющиеся, словно они узнали какую-то великую тайну. Мне сказали, что у боевых магов были наготове заклинания, чтобы отразить все, что бросят в королевские останки.

— Эй? — нахмурившись, спросил портной Халтейла. — Например? Цветы?

Бирлотур из Сюзейла немного самодовольно улыбнулся и ответил:

— Поджигатели. Брошенные теми, кто служит некоторым из наших изгнанных дворян. Могу добавить, что их ждали, но не видели.

— Ха, — пренебрежительно сказал высокий длинноносый кузнец. — Много плача и стенаний, и Пурпурные Драконы отпихивают людей с дороги — рад, что пропустил это.

— О, нет, — мягко сказал Сюзейлец, оглядывая своих слушателей с внезапным огнем в глазах, — вот тут вы сильно ошибаетесь, добрые люди. Это было жутко.

— Жутко?

— Да. Все молчали, слышно было только всхлипывания и шаги, принцесса Алусейр в сопровождении королевы Филфаэрил шли впереди гробов. Жители города по всему маршруту следования делали то же самое, так четко, словно их выдрессировали на торжествах Драконы: без чьего-либо приказа, следуя своему положению в жизни, все они преклоняли колени или отдавали честь. Затем они встали и попытались прикоснуться к гробоносцам, осторожно, словно голыми руками. Затем, как молчаливые солдаты, они падали позади мертвых, присоединяясь к процессии. Большая часть Сюзейла шла пешком. Не побоюсь сказать, что мне было страшно, вплоть до башмаков.

— Испугался?

— Какой-то идиот из Западных Врат совершил ошибку, посмеявшись над умным замечанием друга, и добрые жены набросились на него! Они разорвали его на части голыми руками, выкрикивая имена своих погибших в бою! Да я бы поддержал женщин Кормира в тот день, с голыми руками, против всех наемных клинков, какие только может позволить себе Сембия, даже усиленных