Лицо-сердечко Мари так и сияло восторгом. Она посмотрела на меня снизу вверх и спросила:

– Правда?

– Да, – ответил я. – Правда.

Тут она отступила на шаг и воинственно, как всегда, поправила пальцем очки на носу.

– Я не слишком выгодное приобретение, – заявила она со своим обычным всхлипом в голосе. Как я скучал по этому всхлипу! – Сразу предупреждаю.

– Я тоже, – ответил я. – Подожди, еще сама убедишься.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Но это тебе придется подождать. Я с ног валюсь. Мне надо поспать. – При этих словах она пошатнулась, и я едва успел вытянуть руку и подхватить ее. – Надо поспать, – повторила она.

– Иди сюда, – сказал я и повел ее к кровати, где лежал Ник.

Мари бросилась в постель. И со всей силы пихнула Ника кулачком в плечо.

– Подвинься, дубина!

Что Ник и сделал, не просыпаясь. Сопротивляться такой Мари было бессмысленно. Я решил, что она, как и Ник, заснула мгновенно. Но только отвернулся – еще пять минут назад я и мечтать не мог, что на душе станет так легко-легко, ведь Ник не соврал мне, все будет хорошо, все трудности остались позади, – как рука Мари вскинулась вверх, сжимая очки:

– Положи куда-нибудь. И пожалуйста, разбуди меня, чтобы я успела на речь дяди Тэда. Я дала ему слово.

Продолжение рассказа Руперта Венейблза

Мы разбудили Мари и Ника в два часа без малого. Мари, посмотрев на Ника, который так и не открыл глаза, заподозрила, что нам надо было поднять их раньше.

– Нет, к трем он точно не оживет, а мне еще надо пойти переодеться! Эти тряпки – просто жуть какая-то! – воскликнула она.

Цинка тут же вызвалась принести Мари одежду. Мы пока еще не хотели, чтобы Мари заходила к себе в номер. Я все утро выводил блох из ее компьютера и из ноутбука Ника. С ноутбуком было проще, достаточно было стереть программу порабощения, а вот компьютер Мари сплошь заполонили голые колючие побеги этой проклятой богини-куста. Я уже решил, что надо его выбросить, а взамен предложить Мари какой-нибудь из моих, только вот не мог придумать, как это сделать, чтобы Мари не догадалась, что я заглядывал в ее файлы. В последних было довольно много обо мне – и все нелестное.

Однако Ник удивил Мари – открыл оба глаза и съел ленч, который мы ему принесли. Потом он тоже сказал, что ему надо переодеться. Я впервые оглядел его внимательно и обнаружил, что одежда на нем такая же обтрепанная, как и на Мари, очень короткая и тесная, как будто он из всего вырос, а башмаки просят каши и из них торчат пальцы. Очевидно, это имело какое-то отношение к Вавилону, хотя ни Ник, ни Мари ничего не объяснили. Более того, они держались так, словно на них наложили запрет рассказывать, что с ними произошло на этих темных холмах. Когда я попытался выяснить, почему Мари так сильно отстала от Ника, они только переглянулись с понимающим видом, но ничего не сказали.

Мы с Уиллом и Цинкой тоже переглянулись, взяли себя в руки и больше ни о чем не спрашивали.

Когда мы уже собирались идти слушать речь Тэда Мэллори, Мари попросила разрешения позвонить по моему телефону, чтобы узнать, как там Дерек Мэллори. Она называла его «мой толстячок-папа», да так, что я ломал себе голову, знает ли она, что он ей не отец, не говоря уже о том, кто ее настоящий отец и что с ней из-за него произошло. По правде говоря, не думаю, что она помнит, как ее разметало между мирами. Но кое-какие другие подробности она, должно быть, знала. Поговорив по телефону, она повернулась к нам – лицо-сердечко так и сияло восторгом – и посмотрела на Ника крайне многозначительно.

– От опухоли уже почти ничего не осталось! – сказала она.

Вид у Ника был кисловатый – что ж, его можно понять. Он-то принес самую настоящую жертву, и хотя мы и не знали, в чем она состояла, рана была еще свежа. Я ему сочувствовал. И чуть было не пожалел, что у Ника не хватило эгоизма попросить то, что он хотел. Что именно, я понятия не имел, но не сомневался, что это прямо противоречило планам Дакроса, а поскольку это была страшная вавилонская тайна, Дакрос точно не получил бы желаемого. Теперь мне надо было что-то придумать. Пока я чистил компьютеры, то пришел к выводу, что остановить Дакроса можно, наверное, лишь одним способом – послушаться совета Уилла и наложить на Ника гейс. Но это на крайний случай, решил я. Может, все-таки есть и другие средства.

К трем мы все прихорошились, кроме Уилла, который чувствует себя нормально только в самой старой одежде. Я наконец-то улучил минутку побриться. Цинка принесла Мари переодеться, после чего сама облачилась в струящееся зеленое бархатное платье и стала самой элегантной в нашей компании – с большим отрывом. Мы вышли из номера гурьбой. И теперь, когда я вспоминаю, как все было, то вижу, что это был последний момент, когда я мог хоть как-то повлиять на происходящее.

В коридоре у моего номера собралась большая толпа, все взволнованные и озабоченные. Среди них выделялся мистер Альфред Дуглас, директор гостиницы, а также Рик Корри. Остальные, похоже, представляли собой организационный комитет конвента в полном составе, за исключением Максима Хаука. Когда мы вышли из номера, мистер Дуглас как раз показывал на большое коричневое шершавое пятно обнажившейся кладки на потолке, где пуля Грэма Уайта, отразившись от моего заслона, отколола кусок штукатурки. Кто-то из оргкомитета пыхтел: «Разумеется, мы за это заплатим, если вы можете доказать, что это кто-то из участников конвента. Откровенно говоря, я не понимаю, как…»

– Ой-ой-ой, – проговорила Цинка. – Дайте-ка я все улажу. Идите, я догоню.

Она взяла Рика Корри под локоть. Когда мы бочком протиснулись мимо к лифту, Цинка говорила:

– А лучше пошлите счет Грэму Уайту. Это он выпалил из пистолета. Я видела. Хотите, я побеседую с директором вместо вас?

А Корри затравленно ответил:

– Нет, только этого ему не говорите! Он больше никогда не согласится проводить здесь конвент!

– Доверьтесь мне, – сказала Цинка и, потупясь, подплыла к мистеру Дугласу.

Вот уж не знаю, что она ему наговорила, но уверен, что она могла бы убедить его в чем угодно – тут я в ее способностях не сомневался. Мы двинулись дальше без нее.

Когда мы дошли до главного конференц-зала, Цинка нас еще не догнала. Там было не протолкнуться – все места по ту сторону прохода, что дальше от двери, заняты. Я увидел там толстушку Венди и еще двух-трех знакомых, однако на удивление многие либо прятались под серыми капюшонами, либо облачились в доспехи. Преобладали кольчуги и рогатые шлемы, но были и латы всех мыслимых исторических эпох. Я услышал, как Ник объясняет Уиллу – оба поглядывали на костюмы не без зависти, – что много народу приехало только на воскресенье, чтобы побывать на турнире. Может, и так, – в любом случае все веселились от души. Почти у всех в руках были пивные кружки или бутылки, а иногда, словно болельщики на стадионе, по очереди, волной, поднимались и садились, сопровождая это громкими выкриками и размахивая длинным белым транспарантом с намалеванными на нем словами «Меч и магия».