есть еще сколько-то. И пока что ты отстаешь. Или ты откровенно слаб, или никак не выделяешься на фоне остальных.

— И кто же эти сверхлюди? — пошутил Флэй, снова скрестив руки на груди.

По-другому у него не поворачивался язык назвать конкурентов. Он-то считал, туже, чем ему, во всём Аштуме никому не пришлось в эти дни.

Удивительно. Архонт их знал.

— Волшебница из Нирении, носящая в себе демона с нижайшего слоя Аида. Её содержали в изоляторе, а в личном деле стоит пометка «особо опасна». Сейчас её жизнь под вопросом, поэтому твой Бог колеблется.

То же самое легендарный драконоборец из Империи Луров — блуждает в Недрах уже пару недель, и всё пытается найти выход на поверхность.

Какой-то герой войны из Орши. Молодой король Герватии. Вестанская ведьма, собирающая шабаши с сотнями подружек.

Наёмный убийца в Бештии — попался при покушении на дофина, теперь его насилуют калёным железом.

Гладиатор за Экватором — жизнь на волоске, не совладал со львами на арене. И поверь, это только верхушка списка.

Ты один из последних примерно в сотне кандидатов. Стоит задуматься. У тебя конкуренты раскиданы по всему миру. Во многом, выгодно тебя отличает от них только географическое положение посередине двух континентов.

Альдред покачал головой, поражаясь безвыходности своей ситуации. Тогда ради чего он борется? Для чего живёт? Что ждёт? Он в гораздо более худшем положении. Не факт, что Бог из Пантеона вообще когда-нибудь выберет его.

— И как так вышло?..

— Это в порядке вещей, друг мой. Я подготовился. Ты — нет. Мой Бог забыт, а твоего почитают. И потомков у него гораздо больше, чем у Неназываемого. Всё просто. — Он ткнул пальцем в стол.

Наступила гнетущая пауза. Флэю следовало бы осмыслить всё сказанное, но он оказался не в состоянии сделать это: голова его свинцом будто налилась. Между тем Ламбезис подозвал слугу жестом, указал на кубок. Тот подошёл и наполнил его. Архонт начал пить. Осушив на четверть, продолжил:

— Можешь меня проклинать. Ненавидеть. Считать врагом. Но на самом деле, я самый близкий твой друг. Ближе некуда. Потому что я… — Он показал на себя. — Я делаю всё, чтобы твой Бог выбрал из всех этих претендентов именно тебя. А для этого ты должен выложиться на полную. Показать и доказать свою силу. В борьбе. В страданиях. В преодолении невозможного. Только так ты и тебе подобные способны воссоединиться с Пантеоном. И никак иначе. И я тебя не жалею. Перегибаю. Но другого пути нет.

Дезертир с грустью поглядел на Актея.

— Почему я? Почему ты выбрал подопытным кроликом… меня? — еле слышно шептал он, не веря своим ушам.

Ламбезис выдохнул шумно. Подцепил вилкой кусок баранины, окунул в ткемали, затем стащил с двух зубчиков его зубами, принялся жевать. Как проглотил, так и сказал:

— Что ж, ты имеешь право знать правду… Наверняка ты помнишь нашу самую первую встречу с тобой. Уже тогда я видел, передо мной Киаф.

Потому-то я так удивился, что кто-то вроде тебя служит в Инквизиции. И ведь эти тупицы даже не поняли, кого воспитывают. Совсем от сладкой жизни расслабились. Не столь важно. Своё они получат. Важно, что я увидел в тебе: как мало кто в этом мире, ты заслуживаешь воссоединиться с Богом, который оставил в твоей душе частицу себя.

Флэй замер, затаив дыхание.

— Я видел тебя насквозь, — продолжал Актей. — Может, я и не знал тогда всю подноготную твоей жизни, но видел, что она с тобой сделала. От начала и до конца ты — чужеродное тело в организме, что зовётся Равновесный Мир. Гармонизм не принял тебя: лишь использовал, готовый в любой момент сбросить со счетов. Мне не было тебя жаль, нет. И ты не приемлешь никакой жалости к себе. Больше нет. Я не верю в судьбу, но раз уж мы встретились, я решил, с этим что-то было нужно делать.

Гость хранил молчание. И с каждым словом Ламбезиса становился чернее тучи.

— Тогда я пошёл на хитрость, чтобы захватить всё твоё внимание. Все звёзды сошлись, что удивительно. И вместе с теми инквизиторами тебя послали на Острова. Уже на них начался твой путь к Богу. И дальше, поэтапно, ты правильной дорогой подбирался всё ближе. Порой я направлял тебя, порой ты сам, интуитивно, двигался, куда следует. Можно сказать, стать избранником одного из Пантеона тебе написано на крови. Но пророчества — ничто, пустой звук. Если люди не берутся их воплощать в жизнь…

— Получается… я был кем-то вроде куклы в твоих руках? Марионеткой?

Архонт покачал головой, прикрыв глаза.

— Не всецело. Я нашёл в тебе возможного союзника. Того, кто однажды занял бы место подле меня в начавшейся войне. Надо было только приложить к этому руку. Это я и делаю, собственно. И ты, и я — мы оба выиграем, если Бог тебя выберет, а не кого-то из той сотни людей, что также дожидаются жребия. Ты этого достоин больше, чем кто-либо. И уже выигрываешь. По крайней мере, по знаниям, что успел получить…

Взгляд ренегата остекленел и стал отдавать холодом Ледяного Щита.

— С чего ты вообще взял, что я возьмусь помогать тебе в чем-то? Тем более, после всего, через что я прошёл по твоему божьему велению, по твоему архонтскому хотению?..

— Это сейчас ты так говоришь. Но только пока. Твоя картина мира уже не целостна, по ней идут и множатся трещины. Я не переживаю, ибо знаю: уже в ближайшем будущем ты проникнешься моей стороной в этом конфликте. Даже больше скажу. — Он лукаво улыбнулся. — Ты ненавидишь меня. Но возблагодаришь. В назначенный час.

— К-конечно! — фыркнул дезертир. — Только вот я всю свою… жалкую жизнь гоняюсь, сам не знаю, зачем. И каждый раз я вот-вот настигаю цель. А в следующий же миг она растворяется. Прямо у меня в руках! Будто дымка! Мне надоело.

Озлобленность. Вот, что в нём говорило. И Ламбезис это чувствовал.

— Больше не придётся, — заверял Актей. — К чему бы ты ни стремился раньше, всё это чушь. Пыль, не стоящая и грязи под твоими ногтями. Вознесение — то единственное, за что надо побороться. Только так ты действительно сумеешь овладеть этим миром. Стать настоящим хозяином своей жизни. Стать Богом. Уж мне-то ты поверь…

Ламбезис осклабился.

Дезертир качал головой, шумно выдыхая. Чтоб хоть как-то усвоить в голове то, что ему сказал архонт, Альдред принялся за баранину. Тот ему дал время подкрепиться. А заодно — и высказаться.

— Цена, сдаётся мне, чересчур высока, — не унимался Флэй. — Последние два дня я планомерно