– Пойду-ка приведу доктора, – говорит Клемми и не спеша выходит из палаты.

Не думаю, чтобы мне когда-либо доводилось за один день испытывать такое множество разных чувств. Когда папа наконец забирает нас из госпиталя, он, похоже, вне себя от радости при виде того, что его дети разговаривают друг с другом, и он заражает нас с Олли своим маниакальным весельем. Даже Клемми нас почти не раздражает.

После того как папа заставляет нас поесть, мы уговариваем его включить новости. Конечно, мы уже знаем, что́ сегодня на первом месте.

Ведущий выглядит мрачно.

– «Еще большее опустошение охватило страну этим утром, когда снова сотни людей были обнаружены умершими в своих постелях. Почти четыре сотни жизней потеряны при таких же обстоятельствах, как несколько месяцев назад, в марте. И общее число приближается к тысяче, что может означать некую тенденцию, которую ученые называют „трагическим феноменом“».

Почти тысяча умерших. И все это потому, что Себастьян Мидраут жаждет власти.

Вечером мы с Олли с некоторым облегчением желаем папе спокойной ночи.

– Крепкого вам сна, – говорит он.

Олли улыбается мне, потом кривится и прижимает ладонь ко лбу. Папа идет с ним в его комнату, а Клемми помогает мне подняться наверх, в мою спальню. Она укладывает меня, подтыкает со всех сторон одеяло и сжимает мою руку перед тем, как выключить свет.

Мы с Олли приземляемся в Аннуне одновременно. И кажется таким странным вернуться сюда, ведь лишь накануне нас окружали резня, и шум, и запах битвы. Я иду на то место, где умерла Феба, опускаюсь на колени. На этот раз я запрещаю себе вспоминать ее последние секунды, я заставляю себя видеть ее живой – тихой, но уверенной, теплой, но сильной. Именно такой женщиной мне хотелось бы стать.

– Ферн? Пойдем.

Олли все еще напряжен – возможно, не до конца верит, что трейтре действительно исчезли.

В замке тихо. Таны подходят к нам, чтобы стиснуть плечо или пожать руку. Рейчел обнимает меня, и мы просто стоим так, посреди двора, уткнувшись друг в друга, и плачем.

Вскоре меня находит Самсон. Он всматривается в меня и грустно улыбается. Он ночью потерял куда больше друзей, чем я. А я только теперь осознаю, что Райф всегда был рядом с Самсоном, – и его отсутствие сродни календу.

– Ты и в самом деле необычная, Ферн, – говорит Самсон.

Но я не обращаю внимания на комплимент. Если бы я была настолько уж необычной, Тинтагель не выглядел бы сейчас таким невыносимо пустым.

– Вы ее нашли? – спрашиваю я.

– Кого?

– Хелен – Эллен.

– О да, – мрачно отвечает Самсон. – И лорд Элленби хочет, чтобы вы с Олли были рядом с ним, когда он будет с ней разговаривать.

Мы идем за Самсоном по лестнице на нижние уровни. Решетчатая дверь темницы не заперта. Внутри сыро, свет дают только несколько свечей. Лорд Элленби молча сидит на деревянной скамье у входа. Когда он встает нам навстречу, он выглядит более усталым, чем когда-либо.

– Я рад, что вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться ко мне ради такого дела, Ферн, Олли.

Мы проходим мимо ряда массивных безликих дверей, расположенных по обе стороны коридора. Я замечаю за решетками других трейтре, большинство из них – в человеческом облике. Один или двое смотрят на меня с любопытством или со злостью. Другие выглядят совершенно разбитыми. Элленби отпирает самую дальнюю камеру.

Хелен Корди прикована к стене за руки и ноги. Ее волосы такие же темные, лицо такое же тонкое, как в реальной жизни. Но кое-что в ней другое. Я не сразу это понимаю. В выражении ее лица нет ни страха, ни беспокойства.

– Привет, Эллен, – говорит лорд Элленби.

– Лайонел. – Она сдержанно улыбается.

– Я думал, ты погибла.

– Так и должно было быть.

– Что ты сделала с телом Клемента, Эллен?

– Бросила в Темзу.

Лорд Элленби смотрит на нее с отвращением:

– Он был твоим другом.

Эллен смотрит на меня и ничего не отвечает. И я нарушаю молчание.

– Мне кажется, я понимаю почему, – говорю я.

Она чуть приподнимает брови, позволяя мне говорить.

– Ты не была рыцарем по природе. Ты постоянно боялась. А мама обещала тебе, что найдет способ тебе помочь, что ты справишься.

Эллен кивает. Я теперь ступаю на зыбкую почву, ощупью выбирая дорогу.

– Она изучала морриганов. Она хотела выяснить, можно ли их использовать для того, чтобы устранить все эмоции. – Я смотрю на лорда Элленби и Олли. – Самсон думал об устранении отвращения к себе, чтобы бороться с отравителями. – Я снова поворачиваюсь к Эллен. – Но что, если мама хотела устранить еще что-то? Что, если она хотела избавить тебя от страха?

– Продолжай, – кивает Эллен.

– Я не знаю в точности, что произошло потом, знаю только, что все пошло по-настоящему плохо. Мама была этим расстроена, но в дневниках она не пишет, что конкретно случилось.

Олли вдруг цитирует:

– «Слишком сильный страх превращает нас в камень, но если его недостаточно – мы уже не люди».

Я киваю.

– «Все идет плохо» – так она написала. Ты после этого стала уже другим человеком, ведь так?

Эллен улыбается лорду Элленби:

– Показать им?

– Нет, – отвечает лорд Элленби, делая шаг вперед.

– Я же не смогу сейчас причинить им вред. Этот мальчик обладает силой, да?

Олли осторожно берет руку Эллен. Я сжимаю его запястье, и мы мгновенно оказываемся на незнакомой лондонской улице.

Первое потрясение – то, что мы видим нашу маму живой, моложе, чем в памяти ее убийцы. Портрет из архива был неточен. Да, мама прекрасна, но в ней есть еще и некая интригующая суровость. Она такая же остроконечная, как ее почерк, осознаю я. И с невероятной нежностью вдруг понимаю, как ни странно, почему она полюбила моего мягкого, преданного папу.

Она смотрит на меня – на Эллен – с нетерпением. Рядом с ней – двое мужчин. Одного я узнаю: это молодой, тщательно выбритый лорд Элленби. Так странно видеть их вместе. В моем сознании маме всегда двадцать семь лет. Вечно молодая. Но лорд Элленби выглядит гораздо моложе, чем сейчас. Мне незнаком его спутник – коренастый мужчина с каштановыми волосами, – но я предполагаю, что это Клемент Ригби.

Морриган впивается в Эллен – в меня, – прокалывая ее кожу под самой ключицей. Я не ощущаю его похожего на иглу клюва, но меня охватывает блаженство. Потом морриган, насытившись, выдергивает из моей плоти клюв и взлетает.

Эллен поворачивается к моей матери.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает мама.