— Не желает ли мадам что-нибудь выпить? Может, бокал шампанского?

— О нет, — сказала Салли, — колы будет вполне достаточно.

Официант поклонился и отошел. Салли нервно оглядела шикарно обставленный зал. Все вокруг выглядели такими вальяжными и уверенными в себе. Вернулся официант и поставил перед ней бокал из граненого стекла с колой, льдом и лимоном. Она поблагодарила его и стала понемногу отпивать из бокала, каждые несколько минут проверяя часы и пытаясь как можно ниже одернуть платье. Что же будет, если Тони вообще не придет, беспокоилась она, ведь у нее совсем нет денег, чтобы расплатиться за напиток. И тут она увидела его — в широком двубортном костюме и кремовой рубашке с открытым воротом. Тони остановился на ступеньках, чтобы переброситься парой слов с элегантно одетой молодой женщиной. Поболтав немного, он поцеловал ее в щеку и направился в сторону Салли.

— Извините, — сказал он. — Я вовсе не хотел заставлять вас ждать. Надеюсь, я не опоздал.

— Нет, что вы, ничуть. Это я пришла на несколько минут раньше, — сказала Салли и ощутила странное волнение, когда Тони наклонился и поцеловал ей руку.

— Вам понравилась выставка? — спросил он.

К их столику подошел официант:

— Вам как всегда, сэр? — поинтересовался он.

— Да, спасибо, Майкл, — последовал ответ.

— Мне понравилось, — сказала Салли. — Хотя…

— Хотя вам показалось, что можете сделать не хуже? — предположил он.

— Нет, я не это имела в виду, — сказала Салли и посмотрела на Тони, чтобы проверить, подействовала ли на него ее маленькая уловка с одеждой. Но он был все так же непроницаемо серьезен. — Я уверена, что Хокни понравится мне больше, — добавила она.

— В таком случае придется мне выложить все начистоту, — заявил Тони.

Салли пристально посмотрела на Тони: что он имеет в виду?

— Никакой выставки Хокни сейчас нет, — сказал он. — Если, конечно, вы не собираетесь лететь в Глазго.

Салли глядела на него в полной растерянности.

— Но вы же сказали…

— Мне нужен был какой-то повод, чтобы увидеть вас.

Салли была совершенно ошеломлена и не знала, что ответить.

— Я оставляю право выбора за вами, — сказал Тони. — Мы можем пообедать вместе или вы просто сядете на поезд до Севеноукса и отправитесь домой.

— А как вы узнали, что я живу в Севеноуксе?

— Это было написано большими буквами на вашей папке с картинами, — улыбнулся Тони.

Салли расхохоталась.

— Я выбираю обед, — заявила она.

Тони расплатился, провел Салли к выходу из отеля, они прошли несколько метров по улице к ресторану на углу Арлингтон-стрит.

На этот раз Салли выпила-таки бокал шампанского и позволила Тони выбрать за нее блюда из меню. Он был сама обходительность и, казалось, знал все и обо всем.

После того как Тони принесли счет, он предложил Салли — если она не против — выпить у него кофе.

— Боюсь, не смогу, — ответила Салли и взглянула на часы. — Опоздаю на последний поезд домой.

— Тогда я подвезу тебя до станции. Мы ведь не хотим, чтобы ты опоздала на поезд? — уточнил он, ставя размашистую подпись на счете.

Салли поняла, что на этот раз уже он дразнит ее, и покраснела.

Высадив девушку у вокзала, Тони спросил:

— Когда мы снова увидимся?

— Я договорилась с мистером Буше на 11.30…

— … в следующий понедельник, если я ничего не путаю. Почему бы нам не отметить это вместе за ланчем — после того как он подпишет с тобой договор?

Тони наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

Сидя в холодном вагоне последнего поезда на Севеноукс, Салли пыталась представить, каков же на вкус кофе у Тони.

В следующий понедельник Салли вошла в галерею за несколько минут до назначенного времени. Саймон Буше стоял на коленях и, наклонив голову, разглядывал какие-то картины. Это были не ее работы, и Салли надеялась, что он думает об этих полотнах то же, что и она.

Саймон поднял голову.

— Доброе утро, Салли! Ужас, правда? Приходится просматривать столько всякого барахла, пока не наткнешься на что-то стоящее, по-настоящему талантливое, — с этими словами он поднялся. — Но при этом у Наташи Красноселедкиной есть перед вами одно преимущество.

— Какое же? — спросила Салли.

— На открытие ее выставки соберется толпа народу.

— Почему?

— Потому что Наташа всем твердит, что она русская княжна. Чуть ли не прямой потомок последнего русского царя. Мне лично кажется, что ближайший ее родственник королевских кровей — это какая-нибудь королева шантеклера, но ничего не попишешь: она в моде. Как там сказал Энди Уорхолл: «В будущем каждый будет популярен пятнадцать минут»? При внешности Наташи можно рассчитывать на все тридцать. Газеты пишут, что это чуть ли не новая любовь принца Эндрю. Готов поспорить, что они даже не знакомы. Но если бы он вдруг заявился сюда на открытие, галерея была бы забита до отказа, это точно. Ни одной ее картины мы бы, конечно, не продали, но людей сюда пришло бы видимо-невидимо.

— А почему бы вы ничего не продали? — поинтересовалась Салли.

— А потому что публика не дура, когда дело доходит до покупки картин. Для большинства людей картина — это крупная инвестиция, они хотят заполучить что-то, что радовало бы глаз и воспринималось как надежное размещение капитала. Картины Наташи не удовлетворяют ни тому ни другому требованию. А вот что касается вас, Салли, мне начинает казаться, что публика может быть спокойна за оба этих пункта. Но давайте-ка сначала посмотрим, что там у вас еще в вашей папке.

Салли открыла свою заметно распухшую по сравнению с предыдущим разом папку и выложила на ковер двадцать одну картину.

Саймон вновь опустился на колени и какое-то время молчал. Когда же он решил высказать свое мнение, то лишь повторял без конца одно и то же слово — «годятся».

— Но мне нужно еще, и такого же качества, — заявил Саймон, поднимаясь. — Еще минимум десяток работ. Не позднее октября. Я хочу, чтобы вы сконцентрировались на интерьерах: вам очень удаются интерьеры. И это должно быть больше, чем просто хорошие картины, — если вы хотите, чтобы я потратил на вас свое время, опыт и кучу денег, юная леди. Как вы? Сможете написать еще десять картин к октябрю, мисс Саммерс?

— Да, конечно, — сказала Салли, как-то не задумываясь о том, что октябрь наступит уже через пять месяцев.

— Вот и хорошо. Если вы успеете в срок, я, возможно, — повторяю, «возможно», — рискну и раскошелюсь, чтобы выпустить вас на ни о чем не подозревающую публику уже этой осенью. — Саймон прошел в кабинет и, пролистав еженедельник, добавил: — Семнадцатого октября, если быть точным.