— А что такое? — насторожился Нибрас.

Они лежали на футоне, после очередного излияния, и оба смотрели в потолок.

— Зачем нам рисковать?

— А куда нам идти? — задумчиво задал вопрос в темноту демон. — На Запад? Там орден устроил настоящую бойню. Любой губернатор, за версту завидев меня, попытается выслужиться перед сановником. На Север? Там теперь никого нет, кроме разрозненных племён, что спят под собственными лошадьми, да горстки северных племён, прячущихся по лесам. Дальше на Восток? В поднебесную? К океану? А потом куда? Они не любят чужеземцев ещё больше, чем здесь. Если этот Богатур одержит победу, то у меня будет место при дворе. И возможно, мне удастся заработать достаточно золота, чтобы меня приняли с распростёртыми объятиями даже на востоке. Только представь себе, что ты будешь лежать на шёлке и тебе будут прислуживать.

— Женщины? — повернулась на бок к нему лицом Джулия.

— Хочешь, чтобы прислуживали мужчины? — взглянул ей в глаза он. — Я не против, готов встать в очередь.

Чернокнижница хихикнула.

— Не нужно мне никакого золота, шелков и слуг. Просто хочу каждый раз засыпать рядом с тобой…

Помолчав, она добавила.

— После того, как ты меня хорошенько взгреешь, разумеется.

— Всё будет, — пообещал ей Нибрас и сильнее притянул её к себе.

Третий день подряд солнце неумолимо пекло блестящие снежные шапки. Сухие русла рек в долинах стали наполняться бурлящей мутной несущейся на всех парах водой. После зимнего оцепенения всё начинало приходить в движение.

В ночь перед походом Ловэт зашёл в трактир, где отмечал будущие подвиги его средний сын Талем и его новые друзья. Молодой князь уже был изрядно пьян. Отцу не нравилось, что его сын пил вино чуть ли не каждый день, и хоть пьяным он вёл себя тихо, ему стоило избавиться от столь дурной привычки.

К сожалению отцовское око ослабло в последний месяц. Служа и мятежникам, и Асатессе, Ловэт не имел достаточно свободного времени для вразумления сына.

Он оттащил Талема в угол. Благо тот был не в том состоянии, чтобы сопротивляться.

— Слушай меня, — тихо и вкрадчиво проговорил ему отец. — Я сейчас выйду из этого гадника, и, спустя некоторое время, ты пойдёшь за мной. Вниз по улице за углом тебя будет ждать человек. Он посадит тебя на лошадь и сопроводит на север. Там есть небольшая хижина в лесу, будешь ждать меня там пару дней.

— Ты п…п…предлагаешь мне сбежать? — произнёс сын, безуспешно пытаясь сосредоточить взгляд на отце. — Я не т…т…трус.

— Конечно, не трус, — Ловэт весь напрягся внутри, но виду не подал, лишь слегка улыбнулся Талему. — Ты разумный молодой человек, но это не твоя война. Ты должен остаться в живых.

— Но… — снова возразил молодой чинис. — Я хочу совершать подвиги. Я хочу прославить своё имя.

— Ты опозоришь своё имя, — произнёс тихо отец. — И погибнешь. Быть на стороне мятежа — это не то, что прославляет добрых чинис.

— Это не мятеж, а восстановление справедливости, — выгнул грудь колесом Талем. — Мы победим, узурпаторша падёт. Те, кто поддерживают её будут убиты. Я видел это будущее своими глазами, отец.

— Ты видел уличный балаган, что устроил Богатур с этим чужестранцем, — вздохнул Ловэт. — И перед тем как я уйду, подумай хорошенько, что ты хочешь больше: сложить голову за головорезов, что выкрали тебя из дома и ударили мать, или убить своего старшего брата, потому что так приказывают головорезы, что выкрали тебя из дома и ударили мать?

Вопрос заставил Талема впасть в ступор.

— Я выхожу, — коротко сообщил отец.

Через какое-то время из трактира вышла худая фигура и направилась нетвёрдым шагом вниз по улице. Там, рядом с одним из домов, держа под узды коня, его ждал массивный чинис с квадратной челюстью, мясистым носом и коротко постриженными белыми волосами.

— Доброй ночи, князь, — поклонился он, а Талем лишь отрывисто кивнул. — Садитесь на коня, я сопровожу вас.

— Когда-нибудь я стану великим воином, — проговорил подсаживаемый на коня отпрыск.

— У вас все задатки великого воина, — ответил ему провожатый. — Потому как это обыкновенные воины сходятся в поле, когда им скажут. А великие воины точно знают, когда и с кем надо воевать. Но иногда некоторые битвы из-за этого приходится… пропускать.

— Интересные мысли, — ответил сын Ловэта. — И кто же надоумил вас?

— Я всегда восхищался вашим отцом…

* * *

Ночь опустилась на Шинон. Весь день цех под предводительством Роксаны работал без устали. Они завершили восьмую пушку, но алхимик поставила цель сделать и девятую, на неё как раз остался материал. Да, день был тяжёл, а под вечер пришёл гонец, доставивший слово Повелительницы, что завтра войска должны выдвигаться в сторону Драконьего перевала. Как только последнее медное кольцо встало на место на стволе пушки, люди стали разбредаться, хотя Роксана получила с них заверения явиться в цех с первыми лучами солнца, чтобы погрузить пушки на телеги, которые пообещал Немис. Кузнецы разошлись по кабакам и дворам, дабы расслабиться перед предстоящим маршем, а затем и битвой.

Алхимик проходила между рядами верстаков, когда заметила, что один из тружеников, спит, опершись спиной на ножку стола. Это был Ополеб. Если он не спал в цехе, то возвращался вместе со стражниками во дворец в уже ставшую ему домом тюремную келью. На его запястьях всё ещё красовались железные наручи, которые использовались в кандалах. Только цепи уже давно сняли, дабы они не мешали работать, и на них осталось по одному звену. Раньше к этим звеньям при перевозке гиганта цепляли остальные, но с тех пор минуло много дней и от таких мер отказались. Теперь железные обручи на запястьях кузнеца стали просто отличительной чертой Ополеба от собратьев по цеху.

Роксана остановилась и облизала губы. У неё появилась интересная мысль. Алхимик постояла в задумчивости, переводя взгляд с Ополеба на цепи, лежащие на одном из верстаков, а затем на железный прут. Её рта коснулась улыбка, но она отогнала от себя озорные мысли.

Уже подходя к выходу, Роксана развернулась, пробурчав себе под нос: «Да мы все послезавтра уже можем быть мертвы». И направилась обратно к спящему кузнецу.

Она зацепила звенья его наручей за цепь, взятую с другого стола, пропустила её в отверстие верстака, к которому привалился Ополеб, и, прежде чем сын кузнеца окончательно проснулся, дернула цепь и заблокировала её железным прутом таким образом, что руки несчастного задрались над головой, и он не мог их опустить.

— Что ты делаешь? — испугано пробасил Ополеб.

— Тс-с-с-с, — ответила Роксана, приложив тонкий пальчик к его губам.

Несмотря на его протесты, она стала ласкать его, целуя в шею, опускаясь ниже, стягивая с себя штаны, работая на достижение результата, впрочем, как и всегда. Как только его плоть стала твердеть, она расстегнула штаны и ему и стала водить своими тонкими пальцами.