утро, таким образом, обеспечены папиросами. Позавчера приезжал в город с намерением купить валенки, для чего захватил с собой и еще что-то (это что-то он нам не показал). Валенок он не нашел. Предлагали бурки, но они оказались малы.

Через нашего коменданта (хороший, кстати, парень, этому хорошему [в нем] во многом он обязан мне как непосредственный подчиненный) устроил подошедшие по ноге. За эту любезность он снабдил меня двумя сотенными пачками папирос «Звездочка», равноценными «Полярным».

Таким образом, мы на 3-4 дня куревом обеспечены. Это тоже проблема. Табак и папиросы из обращения исчезли, то и другое можно приобрести только в обмен на рынке. Но т. к. последнего нет, то приходится испытывать голод и на табачном фронте, а это еще более обостряет продовольственно-желудочный голод. Курящий человек [в] нормальной обстановке испытывает постоянную потребность плотно закусить. Судите сами, что мы испытывали в нашем положении. ‹…›

25/I-1942 года

‹…› Вчера был радостный день в Ленинграде. Во-первых, прибавили хлеба: рабочим по 50 граммов (теперь стало 400 г), служащим по 100 г (стало 300 г); во-вторых, пришли радостные вести с фронта. На Калининском направлении имеются серьезные успехи: взяты города Ржев, Зап. Двина, Великие Луки, Холм, ст. Оленино и много трофеев. Сам я непосредственно по радио этого не слыхал, т. к. оно пять дней уж не работает, в газетах не читал, т. к. они приходят пачками через 7–8 дней, но передавали люди, слышавшие. В связи с хлебной прибавкой и первой выдачей за январь 50 г масла и 100 г конфет или сахарного песка среди «очередников» (так я именую людей, стоящих в очереди) пошли уже более бодрые разговоры. Так, например, один заявляет:

– Правильно сделали, что служащих отметили, а то они сейчас работают больше рабочих, т. к. заводы стоят.

– Да, это хорошо, – вторит ему какая-то женщина.

Эта прибавка, конечно, хорошее и веселое дело, но это все-таки мало. Здесь уместно будет вспомнить народную шутку: полегче стало девушке, реже стала дышать.

Все это, конечно, шутка, а на самом деле и 50 г чувствуется. Ленинград, мне кажется, переживает сейчас кульминационную точку кризиса. Этим я хочу сказать, что хуже того, что Ленинград уже пережил, не будет. Последние три месяца были самыми голодными, а январь в особенности. Ощущение голода не покидает нас ежечасно, ежеминутно. Хочется надеяться, что в дальнейшем наше существование [будет] улучшаться, как об этом заявил и «мэр» города тов. Попков. Однако обстановка в Ленинграде пока сулит худшее. Если радио до сих пор, хотя и с перебоями, еще работало, теперь оно перестало работать совершенно, если раньше (ноябрь и часть декабря) горел свет, теперь его нет; если раньше была вода, то теперь нет, даже умыться нечем. Для кухни воду таскают ведрами с Невы. Вот когда своевременно вспомнить песенку Водовоза: «и, выходит, без воды и не туды, и не сюды»; если раньше в комнате было более или менее тепло, то теперь температура катастрофически падает. Позавчера в нашей комнате температура была 7–8, сегодня она снизилась до 4 градусов тепла. Как я пишу в таком «тепле», трудно представить, руки не повинуются. На улице температура достигает 35 градусов ниже нуля. На таком морозе бабенки, а часто и мужички, вереницей бредут к Неве за водичкой: кто с ведерком в руках, кто с кастрюлями или тазами на саночках. Н-да, мрачная картина.

Общая картина несколько радостнее становится вследствие прекращения воздушных бомбардировок и отсутствия вот уже несколько дней артиллерийского обстрела. Это объясняется, конечно, тем, что стоят крутые морозы, с которыми они не в ладу. Стоит только появиться оттепели, как враг оживает. На днях была оттепель, и что же эти сукины дети наделали. Засыпали прямо-таки снарядами. Рвутся то там, то здесь или с визгом пролетают над головой. То, что немцы находятся рядом, вытекает [из] разговора с краснофлотцем, который из-под Пулкова приехал в город по делам службы. Из его слов можно было понять, что немцы стоят за Пулковом в 700–900 метрах, занимая Дудергоф и ряд окрестных деревень, пушки также у них. Но интересно не это, к этому мы уже привыкли и никого этим не удивишь. Он сообщил нам некоторые подробности сентябрьских событий под Ленинградом.

«Отступая от Кипени, затем Красного Села, мы вскоре очень быстро достигли Ленинграда, здорово они нас тогда жиманули. Если бы немцы знали, что в то время у Пулкова почти никого не было, они без труда могли ворваться в город. Но они боялись исторического Пулкова и вместо продолжения наступления открыли по нему ураганный артиллерийский и пулеметный огонь. Вся Пулковская высота была изрыта воронками, а здания превращены в груды развалин. Это было 21–23 сентября 1941 года.

Памятуя исключительную стратегическую роль Пулковских высот для Ленинграда – они, по сути дела, являются ключом от города, – тов. Ворошилов отдал приказ во что бы то ни стало, любой ценой удержать эти высоты. Для выполнения этой исключительно важной исторической задачи была брошена бригада морской пехоты, которая с неповторимым мужеством и героизмом задержала наступление немцев и удержала Пулково в своих руках. Правда, не одна сотня русских моряков-патриотов сложила свои головы за честь и славу земли русской и колыбели революции Ленинграда».

Быть может, рассказ моряка-пехотинца, ехавшего с нами от Дома советов до В. О., и не совсем точен, быть может, страдает прикрасами, но если мы обратимся к событиям того времени в самом Ленинграде, то станут понятными многие явления. В это время Ленинград переживал своеобразный кризис, т. е. быть ему или не быть. Мне сейчас вспоминаются дни, когда нам было приказано уничтожить много секретных документов и личных дел и прочих материалов, которые могли бы принести немцам материальную выгоду или показать лицо ленинградцев, то, что облегчило бы им поиск коммунистов и евреев (это в первую очередь) и беспартийных активистов.

Вся документация, связанная с этим, была безжалостно уничтожена. Оставлена была только самая необходимая для текущей работы, на уничтожение которой потребовались бы минуты. Тогда же было отдано распоряжение подготовиться к уничтожению производственного оборудования и ценных материалов, которые могли быть использованы немцами. Короче говоря, была поставлена задача в течение 20–30 минут вывести завод из строя. Теперь мне стало особенно понятно, почему с такой поспешностью мы уничтожали документацию, в которой сейчас очень нуждаемся.

Часа два тому назад ходили с П. М. на Андреевский рынок. На кусок дуранды граммов 250–300 и кусочек хлебца граммов 80 выменяли пачку отборного табака и две пачки папирос, одна из них «Южные», а другая Soviet Union – прекрасные папиросы. Хлеб и папиросы сейчас самый ходовой товар. На