На следующий день мы собрались в нашей монтажной в Мехико, готовясь к отъезду. Джеральд рассказывал мне с миной висельника, что он «конченый человек» и что я единственный человек в мире, помимо его жены, который, возможно, еще верит в него. «Я снял последнюю рубашку, Оливер». Выражение шока застыло на его лице. «Я задолжал много денег многим людям. Мой тесть считает меня мошенником… Мне грозит смерть. Я — банкрот». Я искренне сожалел, что стал одной из причин его отчаяния, но при этом с трудом сдерживал усмешку при виде карикатурно унылой физиономии Джеральда, гадая, не припасена ли у него еще одна козырная карта в рукаве.

Я так и не понял, как же был профинансирован наш фильм. Для меня все выглядело как партия в покер на троих за закрытыми дверями. Это было выше моего понимания. Годами позже я спрошу у Дейли, что именно случилось. Я помню его улыбку чеширского кота и восхищенный кивок головой: «О боже, какой же он шельмец, этот Джеральд!» Загадка эта так и осталась неразгаданной.

Мы быстро убрались из Мексики и были рады пересечь границу США, после чего отдохнули и начали готовиться к финальным съемкам в Сан-Франциско и Лас-Вегасе. Боб Ричардсон слег в больницу с тяжелым сальмонеллезом. Это выбило ипохондрика Вудса из колеи. Он начал разглагольствовать об огромной бактерии, которая поселилась в его кишечнике, как Чужой. Бойл, который слишком много пил и снова начал походить на разбухшую красную жабу, хотел продолжить наше сотрудничество и начать работу над новым фильмом под предварительным названием «Бейрут» или «Бойл едет в Бейрут» о его приключениях на Ближнем Востоке. Конечно же, это была бы история о том, как он колесит между арабскими странами и Израилем, влюбляется в местную красотку и в конце концов оказывается в эпицентре теракта, в результате которого погибает 241 американский военнослужащий. Узнав о наших планах, Джон определенно поддержал бы нас. Да, Ричард, конечно же, был еще той занозой в заднице, но результат говорил сам за себя. Ну вот, я снова начал мечтать еще об одном фильме с Бойлом. Однако надо было по крайней мере закончить этот чертов «Сальвадор», и потом внимательно проследить за монтажом киноленты. На тот момент у меня не было других планов. Дейли еще раз подтвердил свое желание заняться «Взводом» в начале следующего года. Он даже был готов применить ту же стратегию, что и в случае с «Сальвадором», независимо от наличия дистрибьютора. Более того, Дейли рассматривал возможность вернуться к «русскому» сценарию, «Неповиновению», который Марти Брегман отложил в долгий ящик. Дейли был готов выкупить сценарий у Universal. Я сомневался в том, что из этого что-то получится. Кроме того, я оставался с $30 тысячами так и невозмещенных мне расходов на продакшн, в том числе на обеспечение Бойла, которые я оплатил из собственного кармана.

«Год дракона» официально вышел в прокат в августе 1985 года и при бюджете примерно в $24 млн собрал в США кассу в $19 млн — не та сумма, на которую рассчитывали создатели фильма. Я дважды смотрел «Дракона» в кино и одновременно испытывал как энтузиазм, так и несколько смешанные эмоции от фильма, который провоцировал прямо противоположные реакции у зрителей. Главный герой выглядел как трепло. Микки Рурк при всем своем магнетизме не обладал достаточным шармом. Проскальзывали ли в фильме расистские нотки? Да, некоторые места в картине воспринимались как оскорбления на расовой почве. Мэрион Биллингс из Нью-Йорка отметила негативную реакцию своего киношного окружения на этот фильм. На мой 39-й день рождения Полин Кейл, склонная постоянно меня критиковать, в статье для The New Yorker заклеймила нас с Чимино, как «все еще живущих в пещере… Один — вопиюще вульгарный тип, оба — ксенофобы, которые выявляют друг в друге все самое худшее… Ни тот ни другой не имеют представления о том, что становятся публичным посмешищем». Еще одно «достижение» в моей карьере. В рецензии для New York Magazine Дэвид Денби разделил наш дуэт, избавив Майкла от критики, всю мощь которой он обрушил на «ужасающего Оливера Стоуна».

В любом случае «Дракон» не стал, как мы надеялись, фильмом-реваншем для Майкла. Он продолжал вращаться в киношных кругах многие годы, постоянно предъявляя повышенные требования, отбивая всякое желание работать с ним и оставаясь для инвесторов чересчур дорогостоящим режиссером. Для меня же он по-прежнему был загадкой. Те же чувства он вызывал и у своих приятелей-мачо, вроде Микки Рурка и моего друга-детектива Стэнли Уайта, с которыми Майкл любил тусоваться. Даже они затруднялись сказать, кем, собственно, был Майкл, которому нравилось окутывать себя загадочной пеленой, претерпевая трансформации, сопровождаемые слухами о его трансвестизме. В любом случае с художественной точки зрения он так и не смог превзойти себя самого, снявшего «Охотника на оленей». Полагаю, его терзали внутренние демоны — высокомерие и гордыня. Классические пороки древнегреческих героев. Съемками «Врат рая», обошедшимися столь дорого, Майкл сам себе поставил шах и мат и нанес смертельный удар своей карьере. Меня ожидала схожая расплата через несколько лет.

Мы наконец-то добрались до съемок начала фильма в Сан-Франциско. Идеально ясный день. Бойл и Рок стремительно несутся по мосту «Золотые ворота» на своем потрепанном кабриолете Mustang и треплются о том, как тяжело им приходится с женщинами. Мой сын Шон сыграл орущего ребенка Бойла в первых кадрах киноленты, где нам демонстрируют обшарпанную квартиру в Тендерлойне. Элизабет ворвалась прямо во время съемок и, заметив дым на площадке, который напустил куривший Боб Ричардсон, начала орать на меня как истинная мать в гневе: «Никакого табачного дыма! Ты мне соврал! Все! Это его последний дубль!» Казалось, что все кричали на съемках этой классической вводной сцены. Как и Ричарда, меня ждала вечная спешка и окрики со всех сторон. Впрочем, черт возьми, ничего страшного, ради дела мой сын мог немного и подышать дымом.

Для съемок нашего грандиозного финала мы заселились в гостиницу The Dunes в Лас-Вегасе. Последний из трех дней съемок начался в субботу, 31 августа, когда температура в пустыне достигала 46 °C. Было что-то глубоко символичное в том, как я, сам не понимая, куда направляюсь, вел за собой караван из ста с лишним людей в 15–20 машинах в последний день съемок этого чокнутого фильма. Одноглазый генерал и его Голоштанное войско. Предыдущие два дня были изнурительными и долгими. Оставалась последняя ключевая сцена: Джимми, Эльпидия и ее дети на автобусе Greyhound пересекают границу Аризоны и оказываются в безопасности на территории США. Точнее, они ощущают себя в безопасности, но лишь до того момента, когда полицейские неожиданно останавливают автобус для иммиграционной проверки, которая оборачивается кошмаром. Я не проводил никаких предварительных проверок локаций на лас-вегасском участке автомагистрали US 95. Впрочем, здесь была сплошная знойная пустыня, где не отыщется ни малейшей тени.

После 20 минут езды в сопровождении охранявших нас полицейских машин, с маячками на крышах, но без включенных сирен, я приказал каравану остановиться в тот момент и в том месте, которые показались мне удачными. Ведь я уже и так далеко зашел, руководствуясь исключительно своей интуицией. Мне нужно было отснять три с половиной страницы сценария, по большей части сцены в автобусе, внутри этой переполненной сауны на колесах. Репетиция. Свет. Снимаем. Переделываем. Блокинг[117]. Снова блокинг. Переставили пару фраз местами. Поднимаемся. Двигаемся. Разворачиваемся. Говорим. Молчим… И так далее в том же духе, по 20–50 действий на каждую сцену. В автобусе было так жарко, что всем актерам, в том числе массовке, постоянно требовалась вода. Создавалось впечатление, что мы не успеем, однако между 15 и 19 часами мы «поймали ветер», как сказали бы яхтсмены. Попутный ветер, и — полный вперед, но в любой момент ветер может сменить направление. Киносъемки во многом схожи с мореплаванием: каждое мгновение чревато резкими переменами.