Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне нужно было работать быстро, слишком быстро. В первой сырой редакции фильм длился 3 часа и 45 минут. Но я видел, что он получился. Персонаж Вудса был интригующим и притягивающим, пусть даже порой отвратительным. Джимми изрядно зажег. После напряженных усилий мы смогли урезать фильм до 2,5 часов, потом, еще усерднее потрудившись, — до 2 часов и 19 минут, затем, превозмогая глубокую боль, резали буквально по живому — до 2 часов и 11 минут и, наконец, — до 2 часов и 5 минут. Чтобы работа поспевала за моей мыслью, я ввел систему с участием нескольких монтажеров на различных рабочих местах. Нашего второго монтажера, который работал с нами в течение всего продакшна, мы привезли из Мексики. Третий монтажер был, скорее, помощником монтажера в США, но он следовал моим интуитивным указаниям точнее, чем мой первый монтажер, с которым у меня так и не наладилось взаимопонимание (у нас будто бы была аллергия друг на друга, как у собаки и кошки). Это был болезненный процесс самоистязания, словно я отрезал свою плоть по кускам. Но я был вынужден это делать.
Дейли наведывался в монтажную каждую неделю и сидел у меня над душой. У нас было несколько стычек из-за сцены изнасилования монахинь, секса, насилия и концовки. Вскоре я понял, что у Джона сложилась репутация продюсера, активно вовлеченного в процесс монтажа в своих проектах. Эта его черта стала причиной некоторых публичных баталий, в частности с Джимом Кэмероном на «Терминаторе», а также с другими режиссерами на «В упоре» и «Команде из штата Индиана»[119]. У меня были определенные рычаги давления на него, поскольку я вернул себе права на «Взвод»: срок бесплатного опциона Арнольда Копельсона уже истек. Копельсону так и не удалось обеспечить финансирование для фильма. Конечно же, Дейли, строго говоря, не обязан был заниматься «Взводом», несмотря на все его желание. К тому же мне до сих пор еще не выплатили гонорар за «Сальвадор», что теоретически делало меня владельцем прав на киноленту. По большому счету мы спорили по поводу моего права монтировать поставленный мной фильм на мое усмотрение. Говоря о моей неуступчивости в монтаже, Джон в шутку заявил моему адвокату Бобу Маршаллу: «У Оливера где-то в башке затерялась пуля. Где — никто не знает. Это видно по его бешеным глазам». Вспоминается Гор Видал с его намеками на «металлическую пластину в голове». Я думаю, что Джон в глубине души уважал меня за мою упорную борьбу с ним, даже понимая, что «Сальвадор» не будет хитом. Он как-то рассказал мне о своем отце-боксере в Англии. Тот постоянно подбирал бездомных собак, кошек и других животных. Это произвело глубокое впечатление на Джона. Возможно, в некотором смысле я был для него «подобранной дворняжкой».
В начале ноября мы провели открытый показ в Лос-Анджелесе для аудитории из 160 человек. Смеялись мало, оценки — ниже среднего. Фильм сочли слишком вульгарным и грубым, средний сегмент рынка от него просто воротило. Одна женщина из фокус-группы начала бурно демонстрировать свою ненависть к фильму. Это меня задело. Джо Фаррелл, многие годы работавший со студиями в качестве профессионального организатора просмотров и исследователя, описал реакцию зрителей словами «колеблющаяся аудитория… неохотная симпатия». Я увидел в этой оценке основания на надежду. Во мне также сохранялась вера, что зрителям «Сальвадор» понравится. Моя задача состояла в том, чтобы помочь им в этом. Я продолжал урезать, сжимать, передвигать фрагменты, совершенствуя картину.
Но к середине ноября наша лихорадочная деятельность пошла на спад, когда Майкл Медавой и группа из 20 специально приглашенных Orion гостей, включая некоторых режиссеров, посмотрели фильм. Меня на просмотр не позвали. Дейли же сходил, и все сложилось хуже, чем я мог себе представить. По-видимому, Медавой прервал показ где-то на середине, и все собравшиеся просто покинули зал! По словам Дейли, они «испытали отвращение к фильму» с его «несимпатичными персонажами и выходящими за рамки сценами насилия и кровопролития». Мало того, что Orion не хотела фильм, студия также расторгла расплывчатое соглашение о дистрибуции «Взвода». Я был поражен, сильно уязвлен и все более подвержен паранойе, полагая, что меня повсюду окружают враги, и видя основную причину недовольства Медавоя в его неолиберальном мировоззрении. Такому человеку мой фильм представлялся бы «коммунистическим и революционным» и слишком критичным по отношению к политике США в Южной и Центральной Америке. Как раз в то время администрация Рейгана настойчиво добивалась легитимизации варварских «контрас», воюющих с левым правительством Никарагуа. И уж точно нам не помогло письмо от сестер «Мэрикнолл», которые, даже не посмотрев фильм, выражали свое беспокойство по поводу изображения сцен изнасилования и убийств монахинь из их ордена. Они угрожали судебным иском, если мы ясно не укажем, что жертвы «не занимались политической деятельностью в стране… [их цели] были исключительно религиозными, и они должны быть соответствующим образом представлены». Для справки: именно Александр Хейг, вспыльчивый госсекретарь Рейгана, утверждал, что монахини были «вооружены пистолетами», тем самым оправдывая действия убийц. Все же я из осторожности удалил конкретную отсылку к «Мэрикнолл», которая звучала из уст Синтии Гибб.
Мой адвокат получил от Дейли целую серию резких писем, в которых указывалось на право последнего в таких обстоятельствах перемонтировать фильм. Он выделил 12 возможных купюр и отметил, что зрителям «хочется, чтобы фильм им нравился, но ты заставляешь их тормозить и ненавидеть его». Некоторые из его предложений казались мне вполне разумными. Далее последовали переговоры между Джоном и моим адвокатом Бобом Маршаллом с участием Арнольда Копельсона, отвечающего за экспортные продажи «Сальвадора». Они помогли достичь договоренностей, следуя которым я соглашался на определенные купюры, причем в роли стороннего арбитра выступал Джимми Вудс. Стоит признать, что мои взгляды на изображение насилия в то время были иногда экстремальными. Копельсон рассказал мне о протестах со стороны его зарубежных покупателей во время показа эпизода из фильма, где виден солдат, которому оторвало часть лица. В моих же глазах это была необходимая часть общего сюжета — хладнокровной казни противника.
На фоне описанных событий в мою жизнь вернулся Алекс Хэ. Мы вместе вновь отправились на Филиппины, чтобы спланировать съемки в начале следующего года. Все это финансировалось Джоном, которому, как я уже отмечал, «Взвод» нравился сам по себе, вне зависимости от «Сальвадора». Мой старый «друг» Дино даже обсуждал проект с Джоном, вопрошая на своем гортанном английском: «Зачем ты хочешь сделать „Взвод“?» Этот вопрос будто был призван заставить Джона одуматься. Я же не понимал, отчего все эти люди продолжали преследовать меня? Значительная часть тревог в моей жизни была связана со стремлением убежать от своих призраков. В мою пользу говорило то, что Стэнли Кубрик начинал снимать свой эпический фильм о Вьетнаме «Цельнометаллическая оболочка» (съемки заняли в конечном счете целый год). Готовился к продакшну и ультрапатриотический фильм о Вьетнаме Джона Ирвина «Высота „Гамбургер“»[120]. Наличие конкуренции в данном случае подбросило дров в костер.