В том же духе отстаивания своей твердой позиции я решил покинуть агентство ICM после четырех разочаровывающих лет и попробовать поработать с новым агентством CAA. Мне предстояло оплачивать услуги ICM в течение еще одного года. Однако Пола Вагнер и Майкл Менчел, принявшие такой финансовый расклад, уже побывали на съемках в Мексике; из ICM никто даже не предложил приехать. Я посетил CAA для финального раунда переговоров и встретился с небезызвестным Майклом Овицем, который уже успел завоевать репутацию новейшего «стрелка» Голливуда. В нем я увидел мастера своего дела, по крайней мере в области человеческой психологии. Он был уверен в себе и немедленно захватил инициативу. Ход его мыслей был неочевиден, и я сосредоточенно ловил каждое его слово. Секрет Овица заключался в том, что в ходе встречи именно он, а не собеседник, нагнетал напряжение. «Ты загадка для меня, Оливер, твоя карьера… Твой талант — вот здесь (его рука в воздухе фиксирует высокую планку), высочайшего уровня, наравне с Робертом Тауном и Элейн Мэй, а вот фильмы твои — вот здесь… (еще один жест устанавливает планку пониже) с людьми другого уровня. Знаешь, мы же встречались много лет назад (я не смог припомнить подобной встречи). Я нахожу, что ты сильно изменился, стал спокойнее». Это, конечно, поставило меня в щекотливое положение. Боже мой, интересно, что же я вытворял тогда? Когда я упомянул свое сотрудничество с Джоном Дейли, Овиц четко дал мне понять, что нормально относится к этому партнерству, но верит в Дейли «лишь наполовину» (поскольку он был вне экосистемы CAA, то вряд ли мог считаться птицей высокого полета). «Думаю, мы можем предложить тебе альтернативы». Майкл с его уверенным тоном и выразительным языком тела покинул комнату, излучая ту же ауру таинственности, с которой заходил в нее. У меня создалось впечатление, что он мог бы стать лидером в любой сфере, которую бы избрал. Я пришел к выводу, что единственное, что ему мешало, — то, что он вызывал зависть у слишком большого числа людей. В этом проявляется природа безжалостного зверя — бизнеса. Нельзя вызывать зависть у других. Это, возможно, одно из самых сложных и коварных препятствий не только в киноиндустрии, но и в любой сфере. Мы недооцениваем значение зависти — невидимой мины или, иными словами, энергетического барьера, на который я натыкался неоднократно.

Я предвкушал поездку в Малибу на съемочную площадку фильма «Восемь миллионов способов умереть», который наконец-то начали снимать. Полностью погруженный в свои мексиканские проблемы, я не отслеживал, как продвигались дела с этой второй картиной, которая не сулила мне дополнительных денег: в титрах моим соавтором значился еще один сценарист, Лэнс Хилл. Третий сценарист Роберт Таун, который оставался анонимным участником фильма, позвонил мне и как истый джентльмен сообщил, что он переписал сценарий за четыре недели «чисто из соображений экономии»: по просьбе Эшби и команды он перенес место действия из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Он выразил мне сочувствие, понимая, что я ощущаю себя «обворованным». Таун действовал по правилам Гильдии сценаристов США, и с его стороны было любезно сообщить мне о том, что мой сценарий переписывают. Ни Эшби, ни продюсеры не удосужились поставить меня в известность. Когда я добрался до сценария, то практически не узнал текст. Хотелось вычеркнуть свое имя из числа авторов. Однако мне посулили гонорар и возможный процент от доходов. Пока «Сальвадор» висел на мне тяжким грузом, я не мог взбунтоваться.

Мой визит на локацию в Малибу был крайне странным, резко контрастирующим с сальвадорским опытом. По замысловатой системе фуникулеров я добрался до фантастического стеклянного дома на краю скалы. Здание, походившее на коробочку из-под конфет, было подсвечено огромными арками светильников. На одно только ночное освещение угробили целое состояние. Выйдя из фуникулера, я попал на парковку, уставленную Porsche, Maserati, мотоциклами и прочими модными средствами передвижения, приличествующими членам высокооплачиваемой лос-анджелесской съемочной группы. Старт был запланирован на 17:30, но к этому времени никто не появился, не было никакой суеты. Ужин (условно обозначавшийся как «обед») по размаху ничем не уступал древнеримским пирам: накрытые белыми скатертями столы под открытым небом ломились от креветок, пасты, стейков и всего, чего только душа пожелает.

«Где Хэл?» — спросил я.

«В трейлере с Джеффом». Когда я попытался уточнить, чем именно они там занимаются, я получил в ответ лишь отрывистые «репетируют» и/или «разговаривают». «Он там уже час как».

Я не хотел им мешать. Мне также сообщили, что линейный продюсер был зол на Эшби и покинул площадку. По всей видимости, «репетиций» было многовато, и Эшби не выражал уверенности относительно своего плана съемок.

В любом случае я насладился ужином и беседой с умной и очаровательной Розанной Аркетт и обходительным Энди Гарсией, для которого это была первая роль в кино. От них я узнал, что в фильме больше не оставалось ни шлюх, ни Нью-Йорка, ни плотной городской застройки, ни характера. Это был совершенно не тот фильм, для которого я писал сценарий. В нем даже появлялась не совсем реалистичная кульминация с перестрелкой между Гарсией и Бриджесом в том самом фуникулере, на котором я приехал. 60-дневный график съемок растянулся уже до 70 дней. Бюджет, насколько я понимаю, составлявший $12,5 млн, продолжал расти. На такие деньги я мог бы снять три «Сальвадора». Никто не спешил. Эшби вместе с Бриджесом, вежливым и смущенным, вышли снимать первый дубль в 23 часа. Они едва ли понимали, кто я такой. Заскучавший и обессиленный, я отправился домой. «Восемь миллионов», прощайте!

Где-то через девять месяцев я забежал в Criterion Theatre на нью-йоркском Бродвее и покинул его с чувством отвращения, не в силах поверить в то, что они сделали с моим сценарием и моим персонажем. Насколько фильм был плох? Отзывы были паршивые и бесстрастные. «Восемь миллионов способов умереть» не повредили моей карьере, но и не помогли ей. Он стал еще одним фильмом, канувшим в небытие. Кинематографисты выкинули из сценария все, что в нем было ценного. Как могли Эшби и Таун, два профессионала, сотворить такое? Это было оскорбительно, все равно что присутствовать при аборте собственного ребенка. Меня не было в стране, когда картина вышла на экраны, но если бы мне ее показали заранее (хотя никто не предлагал), то я бы настоял на использовании псевдонима в титрах. «Гекльберри Твист» или что-то в этом роде.

Потом я снова увидел этот фильм на видео и нашел его просто бессмысленным и скучным. Я подумал о 16 или 18 миллионах долларах, которые будто бы материализовались из воздуха для съемок этой картины. Такой результат при таком бюджете? Компания PSO, отвечавшая за продюсирование фильма, вскоре всплывет вверх брюхом. Бесследно растворились все мои страхи, переживания, сумасшедший продюсер-психопат с двумя акцентами, статусной семьей и грандиозными кокаиновыми сновидениями. Все пошло прахом. Впрочем, я не был в обиде. Если точнее, я вообще ничего не чувствовал. Мне хорошо заплатили. Думаю, многие обитатели Голливуда утешают себя этой мыслью на пути к своим могилам на кладбище Форест-Лаун.

Хотя мы закончили снимать «Сальвадор» в Лас-Вегасе в последний день августа, Джон Дейли хотел, чтобы к Рождеству фильм был готов к прокату, которым была должна заниматься созданная Hemdale новая дистрибьюторская компания. Питер Майерс, ее руководитель, договорился о дистрибуции с MGM, которая пообещала потратить где-то $4 млн в виде печатных изданий и рекламы. MGM, финансовое положение которой пошатнулось в середине 1970-х годов, де факто превратилась в агентство по предоставлению услуг дистрибуции. Но лучше уж с ними, чем вообще без дистрибьютора. Оставалась еще какая-то надежда.