Будет здорово, если Саран узнает правду и попытается прямо здесь убить Инана. Тогда у принца не останется другого выбора, кроме как защищаться. Победить в поединке отца, сесть на трон и очистить Оришу от его ненависти.

– Замышляем что-то, не так ли? – спрашивает король. – Вспоминаем драгоценные заклинания?

Его ногти впиваются мне в подбородок с такой силой, что на коже выступает кровь:

– Только дернись, и я сам отрежу твои проклятые руки.

– О… Отец. – Голос Инана настолько слаб, будто принц заставляет себя говорить.

Саран поворачивается с бушующей яростью в глазах, и все же что-то в сыне трогает его. Он резко отпускает мое лицо и с отвращением вытирает пальцы о мантию.

– Полагаю, мне стоит злиться на себя, – тихо замечает он. – Запомни, Инан. Когда я был в твоем возрасте, то думал, что дети мух могут жить и необязательно проливать их кровь.

Саран хватается за мои цепи, принуждая смотреть ему в глаза.

– После Рейда вы должны были впасть в отчаянье оттого, что лишились магии. Предполагалось, что вы будете напуганы и покорны. Теперь я вижу, что вас не исправить. Вы, мухи, все, как одна, радуетесь болезни, отравляющей вашу кровь.

– Ты не уничтожишь магию, пока не втопчешь нас в землю. Пока не убьешь!

Я резко натягиваю цепи, как дикая леонэра, заставив его отшатнуться. Хочу высвободить магию, которую во мне подпитывает черная ненависть к нему и к тому, что он сделал. Оковы вновь раскаляются, обжигая меня. Я борюсь с действием магацита, из которых сделаны цепи, но чем сильнее пытаюсь освободиться, тем больше дымится кожа.

Страх не помешает мне открыть правду.

– Ты уничтожил магов, чтобы воздвигнуть трон на нашей крови и костях. Но большей ошибкой было оставить нас в живых, полагая, что мы не будем бороться!

Инан подходит ближе, его челюсть дрожит, он переводит взгляд с меня на короля.

Ярость вспыхивает в глазах Сарана, и он издает долгий смешок.

– Знаешь, что удивляет меня в таких, как ты? Вы ведете себя так, будто ваши люди не совершали преступления. Словно мой отец не боролся за ваши права, а вы, мухи, не сожгли мою семью заживо.

– Нельзя наказывать весь народ за мятеж нескольких.

Саран скалится:

– Можно, если ты – король.

– Твое невежество погубит тебя, – с этими словами я плюю Сарану в лицо. – Даже лишенные магии, мы не сдадимся. С ней или без нее, мы вернем то, что ты у нас отнял!

Губы Сарана кривит усмешка:

– Смело для мухи, которая скоро умрет.

Для него я – муха.

Как мама.

Как все мои братья и сестры, убитые по его приказу.

– Лучше бы тебе убить меня сейчас, – шепчу я. – Потому что реликвий ты не получишь.

На лице Сарана появляется зловещая ухмылка, словно у дикого кота.

– О, девочка, – смеется он. – Не будь такой уверенной.

Стены подвала давят на меня. Я заперт в этом аду. Все силы уходят на то, чтобы стоять прямо и держаться на ногах под проницательным взглядом отца. Я едва могу дышать, а Зели поднимает голову. В глазах читаются вызов и ярость.

Она не цепляется за свою жизнь, не боится умереть.

Остановись, хочется закричать, не открывай рта!

С каждым новым словом отец все сильнее хочет ее сломать.

Кто-то стучит в дверь. После двух резких ударов она открывается. Входит врач гарнизона, сопровождаемый тремя лейтенантами. Они не поднимают глаз.

– Что происходит? – хриплю я. Трудно говорить, когда приходится подавлять магию. Пот выступает на коже, когда новый порыв горячего ветра врывается в камеру.

Врач смотрит на меня:

– Ваше высочество желает…

– Вы выполняете мои приказы, – прерывает отец. – А не его.

Врач выбегает вперед, вынимая из кармана острый нож. Я едва сдерживаю крик, когда он разрезает шею Зели.

– Что ты творишь? – спрашиваю. Она изо всех сил сжимает зубы, когда врач начинает ковыряться в ране.

– Хватит! – в панике кричу я. Не сейчас. Не здесь.

Делаю шаг к нему, но отец так сильно хватает меня за плечо, что я едва не спотыкаюсь. В ужасе смотрю, как врач делает крестообразный разрез на шее Зели. Дрожащей рукой он погружает толстую полую иглу в обнажившуюся вену. Зели пытается отвести голову, но лейтенант крепко ее держит. Врач достает маленький флакон с черной жидкостью, готовясь залить сыворотку в иглу.

– Отец, разве это мудро? – Я поворачиваюсь к нему. – У нее есть нужные нам сведения. Существуют другие реликвии, которые предсказательница поможет найти. Она – единственная, кому под силу прочесть свиток…

– Довольно! – Пальцы на моем плече сжимаются так, что становится больно. Я его разозлил. Если так пойдет дальше, он только сделает Зели еще больнее.

Врач оглядывается на меня, словно ждет, что мне удастся остановить короля. Но отец бьет кулаком в стену, затем подбегает, заливает сыворотку в отверстие иглы и направляет ее прямо в вену.

Тело Зели судорожно дергается. Сыворотка проникает под кожу. Дыхание девушки становится резким и прерывистым. Зрачки расширяются.

Чувствую тесноту в груди, кровь приливает к вискам. Это всего лишь часть того, что ей предстоит…

– Не беспокойся, – говорит отец, принимая мое горе за разочарование. – Так или иначе, она скажет нам все, что знает.

Мускулы Зели сокращаются, она бьется в конвульсиях.

Я прислоняюсь к стене, чтобы скрыть дрожь в ногах. Пытаюсь говорить ровным голосом. Сохранять спокойствие – это единственный шанс спасти ее.

– Что ей дали?

– Раствор, чтобы наша мушка не потеряла сознание, – улыбается отец. – Она не должна лишиться чувств прежде, чем мы узнаем то, что нужно.

Лейтенант достает из-за пояса кинжал и разрезает на Зели платье, обнажая гладкую кожу на спине. Солдат держит лезвие над пламенем факела, отчего металл нагревается и становится ярко-красным.

Отец выходит вперед. Судороги Зели усиливаются, становятся такими яростными, что ее приходится удерживать двум другим лейтенантам.

– Восхищен твоим вызовом, девочка. Впечатляет, что ты продержалась так долго. Но я был бы плохим королем, если бы не напомнил тебе о том, кто ты есть.

Нож вонзается ей в кожу с такой силой, что я чувствую ее агонию.

Душераздирающий крик вырывается из горла Зели, поражая меня прямо в сердце.

– Нет! – кричу я, бросаясь вперед. Отталкиваю того, что держит ее, другого пинаю в живот. Мой кулак бьет прямо в челюсть лейтенанта, который в это время вырезает слово на ее спине, но прежде, чем я успеваю его добить, отец кричит: