Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже сейчас в дискуссии о путях экономической реформы и рынке делаются попытки связать все проявления: коррупции с капитализмом – либо его пережитками, либо его подпольными формами, гнездившимися в «теневой экономике», либо с самими рыночными отношениями. На деле это не так. Хотя капитализм не дает гарантий от коррупции и «беловоротничковой преступности», не спасает от многочисленных скандалов, он все же не связан так органически с коррупцией, как административно-командная система. Система, где, с одной стороны, все является «общим», а значит, «ничьим» и снизу доверху рождается соблазн что-то от этого «общего» себе присвоить. А с другой стороны, создается огромный (во многом паразитический) аппарат, который «дает» или «отбирает», «разрешает» или «запрещает», всем распоряжается, может каждого выбросить с работы, понизить в должности, часто даже бросить и тюрьму или, наоборот, возвысить.
Отсюда следует вывод: как ни важно усиливать борьбу правоохранительных органов и общественности против коррупции, без ликвидации административно-командной системы настоящего успеха такая борьба никогда не принесет.
Я не берусь оценивать материальные издержки всей этой усилившейся в годы застоя и далеко еще не изжитой и сейчас практики – они, наверное, достаточно велики. Но еще более тягостными были моральные издержки: углублявшееся расслоение общества, рост озлобления постоянно сталкивавшегося с трудностями большинства против «избранных», тех, кто пользовался благами и привилегиями, обладая и привилегией безнаказанно присваивать себе незаработанное. Закладывались мины социальных конфликтов, падения авторитета партии, правительства, всего руководства, а также – в виде естественной реакции – правого и левого популизма.
Во всех неблаговидных делах, которые удобряли почву для массового недовольства, немалую роль, как уже отмечалось, играла семья Брежнева. Конечно, трудно спорить с аргументом, что это не снимает ответственности с него самого – ведь он не только терпел, но, может быть, и поощрял дурные нравы членов семьи, прежде всего детей. Наверное, это так. Но я не хочу искать виноватых, а просто констатирую факт: от семьи, от многочисленных родственников, а также от близких к ним людей, тянувшихся за Брежневым шлейфом с Украины, Молдавии и других мест его прежней работы, шло что-то дурное, растлевающее, усугублявшее многие его личные слабости и недостатки.
Кое-чего он не мог не видеть. Рассказывали, например, что он не раз с горечью жаловался и на поведение дочери, и на сильно, запойно пившего сына. Но это не мешало ему покрывать скандальное поведение дочери, и конечно же без его ведома и согласия ее последний муж – Чурбанов – просто не мог бы сделать такую головокружительную карьеру. В считаные годы стал генерал-лейтенантом, из заурядного милицейского политработника – первым заместителем министра внутренних дел, был избран в высшие партийные органы, получал награды, машины, дачи. То же самое относится и к сыну, который был выдвинут в первые заместители министра внешней торговли. И в состоянии тяжкого похмелья, надев, чтобы не было видно опухших глаз, темные очки, не раз вел ответственные торговые переговоры (правда, им, как рассказывали, постоянно руководила одна из его сотрудниц, кстати, по слухам, более или менее сносно разбиравшаяся в делах).
И конечно же нельзя снимать с Брежнева вину за то, что его слабостью, проявлявшейся в содействии блестящим карьерам своих детей, этим «чадолюбием» за счет государства, ловко пользовался карьерист Щелоков, а также, увы, несомненно, заслуженный человек, в прошлом крупный партийный работник Н.С. Патоличев, который таким путем, наверное, пытался подольше остаться в министрах, хотя был стар, немощен, серьезно болен, просто «не тянул».
Детьми дело не ограничивалось. Заместителем министра стал брат Брежнева, страдавший тем же пороком, что и сын. Не были обделены и дальние родственники, и родственники родственников, и их друзья.
К тому же, как часто бывает, хорошая черта – доброе отношение к товарищам, их поддержка – переросла в черту плохую и очень опасную – покровительство старым дружкам. В какой-то мере это было, конечно, частью той ловкой кадровой политики, о которой уже говорилось: он хотел и умел расставлять на ключевых постах «своих» людей, пусть совершенно бездарных, но преданных ему. Потом, насколько можно судить, к этому добавилось просто слабоволие перед напором, натиском рвавшихся к власти родственников, приятелей и знакомых. А Брежнев сознательно или интуитивно опасался свежих, сильных и ярких личностей, предпочитал людей серых, посредственных. И часто крайне сомнительных с точки зрения их моральных качеств.
Одним из таких людей был Щелоков. Брежнев отлично понимал, где находятся рычаги власти, и потому поспешил назначить «своего» человека на пост министра внутренних дел. А знал он Щелокова давно и был, видимо, уверен в его преданности. О его качествах, о том, что это был не только серый, ничтожный, но и аморальный, даже готовый на преступления человек, сегодня говорить, наверное, нет нужды. Как и о том, что под его руководством коррупция в одном из главных правоохранительных органов государства – МВД – достигла широчайших масштабов. О преследованиях и самоубийствах честных работников МВД, равно как о присвоении ценностей и хищениях писалось много, так что я останавливаться на этом не хочу. Упомяну только об амбициях этого человека, о которых слышал от некоторых секретарей ЦК, работников аппарата и от Андропова.
Дело в том, что Щелоков, видимо, ощущал, что зарвался, и выход видел только в одном: быстрее, как человек на тонком льду, бежать вперед, забраться так высоко, чтобы обеспечить себе неприкосновенность и при Брежневе, и по возможности после него. Его мечтой было стать председателем КГБ и членом политбюро. Не знаю, может быть, на каком-то этапе болезни Брежнев и уступил бы неистовому давлению своего старого приятеля. Но от такой перспективы приходили в ужас большинство тогдашних членов руководства. Мне несколько раз приходилось слышать, в частности от Андропова, о том, что он, Андропов, договаривался с Пельше и Сусловым, что вместе или каждый в отдельности они со всей решительностью поставят перед Брежневым вопрос о Щелокове, о том, что его надо одернуть, остановить его карьеру, а лучше всего – снять. Знаю, что этот вопрос перед Брежневым ставили (правда, не уверен, что достаточно решительно). Но каждый раз дело кончалось ничем. Единственное, что, может быть, удалось, – так это остановить бег Щелокова вперед (хотя, собственно, и того, чего он достиг, было более чем достаточно: генерал армии, член ЦК, Герой Социалистического Труда и даже доктор экономических наук).
Щелоков был фигурой одиозной, едва ли кого-то можно ставить с ним на одну доску. Но плохих «своих» людей у Брежнева было немало, и он постарался расставить их на многих ключевых постах. Брежнев считал, например, необходимым иметь несколько лично преданных, действительно доверенных лиц в Комитете госбезопасности. И держал их там на высоких постах заместителей председателя (Андропову он хотя и доверял, но тем не менее считал необходимым «проверять» – это был все-таки не полностью «его» человек, не такой, которого он поднял «из грязи в князи»). Я говорю о Цвигуне и Циневе. Оба также были щедро наделены наградами и званиями, обоих честные люди не любили и боялись. Первый из них покончил с собой еще при жизни Брежнева. Это самоубийство в ходивших тогда разговорах и публикациях западной печати связывали каким-то образом с делами, разворачивавшимися вокруг дочери генерального секретаря, но я судить об этом не берусь. Что касается Цинева, то он еще несколько лет после смерти Брежнева оставался на своем посту, а потом ушел в почетную отставку. Самым вредным, просто чудовищным для страны было, по моему глубокому убеждению, назначение Н.А. Тихонова – малограмотного, бездарного человека (тоже из старых приятелей Брежнева) – на ответственнейший пост председателя Совета министров страны. Вклад в экономический упадок нашего государства он внес немалый.