– Напрасно вы думаете, господин генерал, – передал слова Садых-хана Котляревскому его посланник, – что несчастье, постигшее моего хана, должно устрашить меня. Один Аллах располагает судьбой и знает, кому и когда пошлет свою помощь!

Смирив гордыню, Котляревский снова предложил Садых-хану почетную капитуляцию и снова получил резкий отказ.

Пока наши не взяли Ленкорань в полную блокаду, туда проскочил посланец от Аббаса-Мирзы. Коменданту он заявил:

– Мой повелитель велел передать тебе, о, храбрейший из храбрейших, что он уверен, ты будешь защищать вверенную тебе крепость до смерти, не отступая малодушно перед неприятелем, если даже целые горы вражеских сил ополчатся и восстанут с ожесточением против тебя и твоих храбрых воинов! Его высочество просил лишь напомнить тебе, что защищаемая крепость составляет ключ к сердцу Персии. Да поможет тебе великий Аллах в осуществлении нашей надежды…

– Не останется ли уважаемый, чтобы воочию убедиться в том, как мы будем драться с врагом? – поинтересовался Садых-хан у посланца.

Тот даже поперхнулся на полуслове:

– Повелитель велел мне немедленно возвращаться. Поэтому я буду лишен радости лицезреть ваш подвиг! – ответствовал тот, после чего спешно откланялся и покинул крепость.

– Известно, что во всех персах течет львиная кровь, но не все являются львами! – с грустной иронией произнес Садых-хан, наблюдая с крепостной стены, как клубится пыль за мчащимся прочь от Ленкорани всадником.

В тот же день, собрав своих воинов, Садых-хан выступил перед ними со следующей речью:

– Я приказываю всем командирам и сарбазам находиться безотлучно на своих позициях для оказания отпора злому врагу, намеревающемуся штурмом завладеть крепостью, игнорируя всякую опасность, не щадя своей жизни. Любя глубоко свою отчизну, мы должны отчаянно и упорно сопротивляться и сражаться до смерти, стараясь всеми силами удержать крепость в своих руках и доказать разбойникам, что мы сумеем жертвовать собою для спасения родины. Будьте все вы готовы к сопротивлению, ибо неприятель лезет к нам как бешеный волк. Пусть все берутся за оружие, кто только умеет владеть им. Словом, обороняйтесь и храбро защищайтесь до смерти, но не сдаться кафиру, который по взятии крепости, ожесточившись и свирепевши никому не даст пощады и не оставит в живых никого, даже детей и женщин; а потому лучше умереть славною смертью, сражаясь смело и стойко за родину, нежели быть растерзанными лютыми северными медведями!

В ответ воины гарнизона воинственно потрясали своим оружием и кричали:

– Клянемся Аллахом и священным именем его пророка, что умрем, но не сдадимся врагу живыми, а будем драться до смерти!

После этого Садых-хан занялся укреплением обороны. Для прострела подступов с севера и запада на бастионах он установил дополнительные артиллерийские батареи. Жителям города раздал пики и сабли, велено идти вместе с сарбазами на крепостные стены.

Упорство Садых-хана имело под собой серьезную почву. Дело в том, что он только что получил известие о том, что к крепости уже спешит из Тавриза Аббас-Мирза. Да и расклад сил был в его пользу. Против четырехтысячного гарнизона у Котляревского было всего тысяча триста шестьдесят человек! Это было все, что осталось от первоначальных четырех тысяч. С моря Ленкорань блокировал отряд капитана 1 ранга Веселаго: 16‑пушечный корвет «Ариадна», бомбардирский корабль «Гром», шхоут и люгер.

Подготовку к штурму Котляревский начал с бомбардировки. Подойдя на минимальное расстояние к берегу, суда открыли огонь. Чтобы усилить огонь со стороны берега, туда была свезена с «Грома» трехпудовая мортира. В течение двух дней артиллерия обстреливала крепость, впрочем, без особого успеха, так как мелкокалиберные ядра полевых орудий не могли пробить крепких глинобитных стен, а от навесных выстрелов тяжелых мортир гарнизон прятался в блиндажах, пристроенных к внутренней стороне крепостных стен.

28 декабря Котляревскому доложили, что запасы ядер заканчиваются. Одновременно лазутчики донесли и о выдвижении персидского принца в сторону Ленкорани. Это значило, что надо было решаться на штурм.

Сидя в палатке за картой, генерал-лейтенант мерил циркулем маршрут Аббаса-Мирзы. Потом отложил циркуль и позвал к себе подполковника Ушакова, с которым, несмотря на разницу в чинах, издавна находился в дружеских отношениях.

– У нас нет иного выхода, как штурмовать! Отступление закончится непременным уничтожением всего отряда, посему на 31 декабря назначаю штурм!

Проводив Ушакова, в своем дневнике Котляревский записал: «Мне, как русскому, остается только победить или умереть, ибо отступить значило бы посрамить честь оружия русского».

В этом же духе он отдал накануне штурма и свой приказ войскам: «Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить крепость сию оружию Российскому, как только силою штурма. Решась приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно взять крепость или всем умереть, затем мы сюда присланы». Я предлагал два раза неприятелю сдачу крепости, но он упорствует. Так докажем же ему, храбрые солдаты, что русскому штыку ничто противиться не может. Не такие крепости брали русские и не у таких неприятелей, как персияне; сии против тех ничего не значат. Предписывается всем: первое – послушание; второе – помнить, что чем скорее идем на штурм и чем шибче лезем на лестницы, тем меньше урону; опытные солдаты это знают, а неопытные поверят; третье – не бросаться на добычу под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела на добыче солдат напрасно убивают. Диспозиция штурма дана будет особо, а теперь остается мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинского Гренадерского, 17‑го егерского и Троицкого полков, а малоопытные Каспийские батальоны, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем доселе между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели, сверх всякого ожидания, кто струсит, тот будет наказан, как изменник, и здесь, вне границы, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин».

Вскоре была составлена и диспозиция. Первую штурмовую колонну составили гренадеры Грузинского полка, под командой опытнейшего подполковника Ушакова. Они должны были штурмовать юго-западный бастион, чтобы захватить и раскрыть ворота для запуска внутрь крепости нашего резерва. Вторую колонну на штурм бастиона на углу северо-восточного и северо-западного фасов вел майор Повалишин. С ним были солдаты Троицкого пехотного полка. Третья колонна майора Терешкевича, составленная из егерей 17‑го полка, должна была идти на приступ бастиона в углу северо-восточного и приречного фасов. Помимо штурмовых колонн Котляревский выделил две отвлекающие гренадерские команды, которые должны были имитировать штурм со стороны реки и, по возможности, содействовать ближайшим колоннам. Диспозиция заканчивалась словами: «Не слушать отбоя,