* * *

Штурм Котляревский начал 31 декабря, по своему обыкновению, перед рассветом. В 5‑м часу пополуночи войска двинулись на приступ, но застать обороняющихся внезапно не удалось. Персов кто-то уже предупредил о предстоящем штурме и на подходе к крепости штурмующие колонны были встречены сильным огнем. Сам Котляревский в начале штурма находился на ближней к крепости батарее, наблюдая за ходом штурма.

Невзирая на отчаянное сопротивление персов, войска спустились в ров и приставили к стенам лестницы, но и здесь быстрого успеха не получилось. Осажденные, значительно превышающие числом штурмующих, уже ждали взбирающихся по лестницам солдат с пиками, рогатинами и ручными гранатами. Это внесло некоторую сумятицу в наши ряды. Под сильным огнем со стен солдаты замешкались. Потери же с каждой минутой множились. Уже пал храбрец подполковник Ушаков и ряд других офицеров. Между тем число персов на стенах, наоборот, увеличивалось. От беспрестанной пальбы пушек и ружей над Ленкоранью стояло кровавое зарево. Минута была критическая.

Видя массовую гибель солдат, Котляревский бросился в крепостной ров и, встав над трупом Ушакова, начал ободрять солдат.

– Ребята, вперед! На стены взберемся – победим! Останемся здесь – погибнем!

Убийственная стрельба со стен продолжалась. Вокруг генерала продолжали десятками валиться солдаты. Через минуту Котляревский был ранен в ногу. Придерживая рукой разбитое пулей колено, он спокойно продолжил ободрять войска, громко крича:

– Братцы, сюда! За мной на приступ!

Призыв любимого командира был наконец-то услышан, и солдаты дружно рванули по шатким лестницам на стены. Котляревский хотел было возглавить эту решающую атаку, но в этот момент его поразили сразу две пули. При этом одна из них попала прямо в лицо, разворотив его наизнанку и искрошив челюсть. После этого Котляревский как подкошенный упал, скатившись в крепостной ров на груду мертвых тел. Последнее, что он услышал мутнеющим сознанием, был рев рванувших на приступ солдат и громкое русское «ура».

Удивительно, но вид павшего у всех на глазах военачальника не деморализовал солдат, как можно было бы предположить, а, наоборот, вызвал в них столь яростную ненависть к врагу и желание во что бы то ни стало отомстить за гибель своего любимца, что остановить теперь их было просто невозможно.

К этому времени майор Грузинского Гренадерского полка князь Абхазов с гренадерской ротой сумел овладеть неприятельской батареей. Увереннные в своей победе персы бросились в контратаку. Но наши уже зарядили и развернули захваченные пушки. Поэтому атакующих встретила их же картечь. Одновременно Абхазов снова бросил свою роту в штыки, и персы были отброшены. В то же время вторая колонна овладела еще одной батареей персов, так же развернув захваченные пушки против неприятеля. Этот фланговый огонь сразу же облегчил возможность третьей колонне овладеть противостоящей ей батарее.

В азарте боя гренадеры и егеря карабкались на стены, хватаясь руками за дула ружей, когда персы стреляли в них в упор. Выхватывая эти ружья, солдаты начинали гвоздить своих противников прикладами. Персидский историк Ровзет-уль Сафа так описывает эти события: «При штурме Ленкорани бой был так горяч, что мышцы рук от взмахов и опусканий меча, а пальцы от беспрерывного взвода и спуска курка в продолжение шести часов сряду были лишены всякой возможности насладиться отдохновением».

Прошло совсем немного времени, и эпицентр кровавой рукопашной схватки переместился со стен во внутренний двор. В этой отчаянной схватке оборонявшихся возглавил уже лично Садых-хан вместе с дюжиной более мелких ханов. Все они были заколоты штыками после отчаянного сопротивления. Пленных наши не брали!

Оставшись без командования и видя неминуемую гибель, персы начали бросаться с тыльной стены в речку Ленкоранку, надеясь таким образом спастись. Но не тут-то было! Ниже по течению на правом берегу реки их уже поджидали два орудия с прикрытием 80 егерями, которые немедленно начали расстреливать на выбор плывущих. После этого несчастные кинулись обратно к левому берегу, но и тут наткнулись на роту, проводившую фальшивую атаку на крепость. Теперь уже находящихся в реке расстреливали с двух сторон. По словам очевидцев, количество убитых было столь велико, что вода окрасилась в красный цвет, по выражению рапорта Котляревского, «сделалась кровавою». Биограф Котляревского В. Соллогуб писал: «Искавшие спасения в речке Ленкоранке, будучи гнаты по ней с противного берега пулями и картечью в море, все там погибли».

На самом деле погибли все же не все, какое-то количество персов было унесено стремительным течением в Каспийское море. Увы, участь их была не менее печальна, чем убитых….

* * *

Прошло всего три часа с начала штурма, и Ленкорань пала перед русским мужеством! При этом солдаты были так измождены, что едва стояли на ногах. Но отдыхать было некогда, надо было сносить в лазарет раненых и погребать павших товарищей.

При этом никто не знал, где искать Котляревского. Дело в том, что большинство бывших с ним рядом солдат погибло, остальные были ранены.

– Первым делом найти командующего, живого или мертвого! – приказал старший по чину, среди оставшихся в живых офицеров, капитан 1 ранга Веселаго.

Растаскивая груды переплетенных мертвых тел, солдаты упорно искали Котляревского, но погибших было столько, что было ясно – до конца дня не управиться….

Общий урон персов согласно донесению наместника Ртищева «превосходит всякое ожидание». Из всего гарнизона не спасся ни один человек. Погибли сам сердар Садых-хан и все бывшие с ним ханы. Только убитых на стенах и внутри крепости составило более двух с половиной тысяч, немногим меньше погибло и в реке. По другим сведениям, только убитых персов впоследствии было захоронено около четырех тысяч. В числе захваченных трофеев были полные пороховые погреба, английские орудия и провиант. Что касается наших потерь, то русский отряд потерял 340 человек убитыми, из них 16 офицеров и более шестисот раненых. Таким образом, потери составили более половины отряда.

Наконец, нашли Котляревского. Генерала в бессознательном состоянии вытащили из кучи мертвецов. Вначале думали, что он мертв, так как вид Котляревского был ужасен: лицо вывернуто набок, вместо правого глаза глубокая рана, челюсть полностью раздроблена, из уха торчали разбитые головные кости, сам он с ног до макушки был залит своей и чужой кровью. Но затем приложив ухо к груди услышали, что сердце еще стучит!

– Живой! Живой! – разнеслось по крепости.

Немедленно прибежал лекарь. Глянул на страдальца и перекрестился.

Несколько дней было не ясно, останется ли Котляревский жить, но полковому врачу удалось почти невозможное. Через день генерал очнулся. Впрочем, говорить он не мог, так как язык беспомощно свисал из разбитой в куски челюсти. Жестом Котляревский попросил бумагу и карандаш. Теперь свои