мне еще один раз. Нам предстояло тяжелое задание, которое так же должно было привести к успеху, как это было и прежде. Потом я услышал о Ратгенсе только осенью 1944 г., когда он, среди других молодых талантливых офицеров Генштаба, был казнен за участие в покушении на Гитлера. Как и его товарищам, ему, честному офицеру, не пристало отпираться.

Его преемник майор Мазиус был совершенно другой тип человека. В прошлом адъютант в караульном полку в Берлине, затем офицер в моторизованном пехотном полку «Великая Германия», позднее преобразованном в дивизию; теперь его переводили к нам из штаба главного квартирмейстера, где он отвечал, среди всего прочего, за состояние парка грузовых автомобилей. Артиллерист стал пехотинцем. Спокойный, уравновешенный и умный, он был для меня надежным советником. Замечательное образование немецкого офицера Генштаба служило командиру залогом, что его помощники в деле управления частями работают в его духе, даже в обстоятельствах, когда они имеют другое мнение, а командир принимает решение вопреки этому. Они понимали, занимаясь текущими делами и представляя интересы своего командира, когда они могут сами отдать приказ и когда на принятие их личного решения необходимо просить разрешения.

28 ноября генерал-лейтенант Гроссман отдал приказ, опередив меня, о взятии под свое командование Ржевского плацдарма и переехал в мой прекрасный блиндаж. Я отправился в корпус, чтобы доложить о сложении своих полномочий. Задача в месте прорыва русских западнее Осуги занять участок железнодорожного пути Сычевка – Ржев была поставлена очень общим образом. Я должен был оставаться в подчинении 27-го армейского корпуса, а не 39-го танкового корпуса, генерал артиллерии которого фон Арним был переведен в Африку; его преемником стал генерал артиллерии Мартинек. Выпив чашку кофе, я направился в Поссосое на чистую квартиру старшего в бригаде.

29 ноября в 5 часов подъем, в шесть – отъезд в 18-й гренадерский полк к полковнику Беккеру. Полк прибыл после ночного марша и отдыхал. Через Осугу я отправился осмотреть поле боя 102-й пехотной дивизии, о котором доносил начальник оперативного отдела штаба, а затем в 5-ю танковую дивизию в заснеженное Кротопово. Здесь был ожесточенный бой. Отстреливавшихся русских накрыли артиллерийским огнем. Я встретился с командиром дивизии генерал-майором Метцем и капитаном Поленцом, моим деловым командиром роты из Вены, который возглавил батальон связи 5-й танковой дивизии. На обратном пути в снежном буране мне повстречалась русская беженка со своими детьми. Затем было Курьяново, телефонный разговор с корпусом о моих планах. Потом приказ по дивизии 18-му гренадерскому полку и 3-му батальону 129-го артиллерийского полка, а также переданной мне в подчинение танковой роте.

На следующее утро 30 ноября 1942 г. меня вызвал генерал-майор Метц. Ночью около тысячи русских кавалеристов и двадцать танков совершили рейд на железную дорогу и атаковали Кротопово, которое защищал майор Веше с частями 430-го гренадерского полка. Он сам был ранен, три офицера убиты, погибло много солдат.

18-й гренадерский полк наносил удар к западу от железной дороги на юг. Я стоял в неглубоком окопе, прорытом на вершине невысокого холма, и наблюдал за боевыми действиями 18-го гренадерского полка и 5-й танковой дивизии. Ко мне подошел полковник Беккер, он был в ярости. Командование 5-й танковой дивизии, не поставив нас в известность, отвело танковую роту. Полковник заявил: «Мой полк не может без танковой поддержки атаковать русские танки». Да, это было недружественное решение офицера штаба направить танковую роту, входившую в состав 5-й танковой дивизии, обратно в полк. Последствием этого было серьезное выяснение отношений с Метцем, но в итоге так ничего и не изменилось. 18-й гренадерский полк вынужден был сражаться в тылу всего лишь с несколькими танками, в то время как русские сосредоточили все свои силы против 5-й танковой дивизии, чтобы осуществить прорыв именно в этом месте. 18-й гренадерский полк достиг поставленной цели – участок железной дороги Сычевка – Ржев был отбит у противника.

С полосы атаки 18-го гренадерского полка было видно, как 5-я танковая дивизия вела бой: она то отходила, то снова шла в наступление. Используя орудия 3-го батальона 129-го артиллерийского полка, командир которого майор Мюллер стоял рядом со мной, мы вступали в бой там, где русские собирались атаковать. Над нами с грохотом проносились немецкие и русские самолеты-бомбардировщики. Я отдал приказ 18-му гренадерскому полку продвинуться на восток в направлении леса, где прорвалась русская кавалерия. Кроме нескольких разграбленных и покинутых немцами жилищ, ничего обнаружено не было.

1 декабря 18-й гренадерский полк подбил два танка. Полк прочесал лес к востоку от железной дороги, не входя в соприкосновение с противником. Одна танковая рота 2-й танковой дивизии, которую выделил 39-й танковый корпус, намеревалась заехать в лес. В доме в деревне Федяково я установил телефонную связь с командиром 39-го танкового корпуса.

Моя боевая группа теперь подчинялась этому корпусу. Прорвавшиеся в составе трех кавалерийских дивизий русские входили во 2-й гвардейский кавалерийский корпус. Пленный офицер штаба одной из этих дивизий давал показания об этой бессмысленной атаке, которая привела к большим потерям, а жалкие остатки этих соединений прорвались на восток. Маневренность кавалерии приводила к тому, что наша пехота за ней не поспевала.

2 декабря предпринятая вторично попытка обнаружить их была также безуспешна, несмотря на то что танковая рота заехала в лес по просеке. Я дал отбой. Мы обнаружили разграбленные немецкие автомобили, несколько жалких кляч, аппараты. Но самих солдат не было. Мы долго возвращались, пробираясь сквозь метель. На следующий день, выспавшись, я отправился к майору Веше, сначала на санях, затем пешком. На солнце в открытом поле снег хрустел под ногами. Стоя перед блиндажом, Веше указал мне на возвышавшиеся повсюду заснеженные груды трупов русских и павших лошадей. В вечерних сумерках мимо него на восток пронеслись галопом русские эскадроны. Офицеры полкового штаба и солдаты 2-го батальона 430-го полка стреляли из карабинов и пулеметов стоя, с руки по полчищам апокалиптических всадников, которые накатывались беспрерывно один за другим. Полк вел оборонительные бои против двух танковых бригад и понес большие потери. Мне пришлось оставить недавно сформированный полк в составе 5-й танковой дивизии. Веше был представлен к Рыцарскому кресту. Он на всех направлениях удержал свои позиции.

Во второй половине дня я вернулся в штаб дивизии, где меня ожидал приказ «сегодня же» выехать в 23-й армейский корпус в Оленино. Я доложил об отбытии генералу Вайсу из 27-го армейского корпуса. Я сожалел о том, что для выполнения предстоящей задачи мне не были приданы какие-либо подразделения. Мне было сказано: «Достаточно будет вашего приезда, чтобы успокоить людей». Это была