В феврале 1950 года министр госбезопасности Абакумов В.С. представил на имя Сталина И.В. вполне обычную записку с информацией о состоявшемся 10 февраля этого года очередном заседании Особого совещания МГБ, на котором были рассмотрены дела на 1599 человек. При этом к заключению на 25 лет оказались приговорены 34 человека, к ссылке под надзор органов МГБ («шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков и участников других антисоветских организаций и групп») — 115 человек и к высылке под надзор органов МВД («членов семей националистических банд и их пособников») — 1286 человек. Обычно Сталин И.В. просто прочитывал такие сообщения и принимал к сведению, но на этот раз начертал на докладной резолюцию: «А кто отвечает за побеги?». Эти несколько неопределённых слов привели к тому, что встал вопрос о передаче всей работы со спецпереселенцами в ведение МГБ. Министр внутренних дел Круглов С.Н. совместно со своими заместителями Серовым И.А., Чернышовым В.В. и Рясным В.С. направили на имя Сталина И.В., Берия Л.П. и Маленкова Г.М. записку со своими возражениями. В качестве главного аргумента приводился тезис о том, что без спецпереселенцев МВД будет трудно решать «большие народнохозяйственные задачи в отдельных районах страны, где использование другой рабочей силы крайне затруднительно» [84]. Кроме этого, в начале июля 1950 года Министерство внутренних дел СССР подготовило Справку, в которой говорилось, что все трудоспособные переселенцы размещены для работы «в колхозах — 590 тысяч человек, в системе Министерства совхозов — 110 тысяч, на предприятиях и шахтах Министерства угольной промышленности — 160 тысяч, лесной и бумажной промышленности — 122 тысячи, в металлургической промышленности — 34 тысячи, в нефтяной промышленности — 28 тысяч, в местной промышленности — 52 тысячи, в пищевой промышленности — около 23 тысяч, на железнодорожном строительстве — около 28 тысяч, на строительстве предприятий тяжёлой индустрии — 20 тысяч, в лёгкой промышленности — более 19 тысяч, в машиностроительной промышленности — 18 тысяч, в рыбной промышленности — 13 тысяч, в промышленности стройматериалов — около 12 тысяч, в химической промышленности — около 7 тысяч, в торговых организациях — 3,6 тысячи, в золотодобывающей, слюдяной промышленности и на других предприятиях и стройках МВД СССР — свыше 120 тысяч, в других отраслях народного хозяйства — около 116 тысяч человек». Среди них учтено 6358 членов ВКП(б), 1308 кандидатов в члены партии, 11670 членов ВЛКСМ. Высшее образование имели 9 тысяч человек и среднее — около 66 тысяч человек. На расселении находились 157 тысяч бывших военнослужащих (в том числе около 6 тысяч офицеров и 60 тысяч сержантов), правда, более половины из них служили в период войны в частях так называемой РОА («власовцы»). В Справке была предпринята попытка защитить выселенцев-спецпереселенцев, которые, согласно имевшимся постановлениям правительства, пользовались всеми правами граждан СССР, за исключением лишь тех ограничений, о которых в данной главе говорилось выше. Это было вызвано тем, что «в ряде республик, краёв и областей советские хозяйственные органы, не считая переселенцев постоянными кадрами промышленных предприятий, строек, колхозов и совхозов, не принимают должных мер к правильному трудовому использованию спецпереселенцев и созданию для них необходимых хозяйственно-бытовых условий». Так, 3646 семей проживали в непригодных для этого помещениях, 32184 семьи находились «на уплотнении у местного населения». Заработная плата спецпереселенцам на ряде предприятий выплачивалась нерегулярно, расчёт за трудодни в колхозах производился крайне плохо, в результате чего «многие семьи оказались вовсе без продуктов питания». Отпускавшиеся государством денежные средства на индивидуальное строительство часто использовались для выплаты зарплаты вольнонаёмным и на иные цели. В местах поселения находилось более девяти тысяч одиноких стариков и инвалидов, «которые по причине нетрудоспособности» не могли обеспечить себе самостоятельное существование. На неоднократные просьбы МВД о размещении нетрудоспособных людей в домах инвалидов, Министерство социального обеспечения в большинстве случаев отвечало отказом «из-за отсутствия свободных мест». С помощью МВД СССР в девяти областях было открыто 13 домов инвалидов для спецпереселенцев, которые заполнили нетрудоспособными и престарелыми людьми. В то же время, более тысячи детей-сирот, потерявших родителей на спецпоселении, в детские дома оказались не устроены. Оставался неясным вопрос с оформлением пенсий, поскольку органы социального обеспечения гражданам, имевшим «порочащие данные об их поведении во время немецкой оккупации», пенсий и пособий не выплачивали. Однако к подавляющему большинству спецпоселенцев такое толкование пенсионного вопроса являлось неприменимым. В ряде областей наблюдалась «практика неправильного отношения к рабочим из числа спецпоселенцев», когда они ставились на «менее ответственные и низкооплачиваемые работы», что нарушало систему оплаты труда. Несмотря на принимавшиеся органами МВД меры по обеспечению законных прав поселенцев и справедливого отношения к ним, продолжались факты «ущемления, грубого обращения, а подчас и издевательского отношения, вплоть до избиения». Некоторые партийные и советские органы слабо вовлекали спецпоселенцев в общественно-политическую жизнь. Членам и кандидатам ВКП(б) запрещали посещать закрытые партийные собрания. В колхозе «Кзыл-Аскер» в Киргизии перед открытием торжественного собрания, посвященного дню 8 Марта, в грубой форме удалили всех женщин-спецпоселенок. В ряде мест «ввиду отсутствия массовой политико-воспитательной работы» возникали серьёзные конфликты между спецпоселенцами и местными жителями, приводившие к человеческим жертвам. В Справке МВД предлагало провести ряд конкретных мер, которые позволили бы определить правовое положение спецпоселенцев [45].

Однако в ответ на приведенные выше возражения руководства МВД и выдвинутую ими «демократическую» инициативу Сталин И.В. 14 июля 1950 года подписал постановление Совета Министров СССР, в соответствии с которым спецпоселения из Министерства внутренних дел передавались в Министерство государственной безопасности. Министров «тов. Круглова и тов. Абакумова» обязали «произвести приём и передачу всех аппаратов и дел» в 10-дневный срок, а спецпоселений — в 3‑месячный срок, доложив о выполнении в Совмин.

Интересен пункт 10 этого постановления: «Оставить под надзором МВД спецпоселенцев, работающих на Воркутинском угольном комбинате МВД, в Норильском никелевом комбинате и других лагерях и стройках МВД, расположенных в районах ссылки и спецпоселения, общей численностью 44564 чел. Возложить целиком ответственность на МВД СССР (тов. Круглова) за охрану, режим и побеги спецпоселенцев и обязать органы МВД отчитываться о спецпоселенцах, находящихся в лагерях и стройках МВД, перед МГБ СССР. Остальных спецпоселенцев, работающих на промышленных предприятиях и стройках МВД вне зон лагерей, оставить как рабочую силу в распоряжении МВД, а надзор за этими спецпоселенцами, обеспечение режима и борьба с побегами осуществляются органами МГБ» [45].

Мотивацией передачи Отдела спецпоселений из МВД в МГБ явилась не «демократизация», а наоборот, установление строгого режима «в местах расселения политических и уголовных ссыльных, высланных и спецпоселенцев», при этом проблемы трудового использования этого контингента теперь оказались вторичными. Получив в своё распоряжение уже сложившуюся систему, МГБ нашло только один путь «улучшения» её деятельности — дальнейшее «закручивание гаек», выразившееся в закреплении «на поселении навечно» все новых категорий населения. Ухудшение правового положения отрицательно сказалось на общем состоянии спецссылки: репрессированные народы и социально-этнические группы почувствовали всю иллюзорность своих сокровенных надежд на скорое возвращение домой. В связи с этим, при объявлении новых репрессивных указов, люди нередко в знак протеста решались бежать или заговаривали о самоубийстве. Отмечались случаи массовых беспорядков на этнической почве, происходили кровавые столкновения отчаявшихся переселенцев и ни в чём не повинных местных жителей. Часть переселенцев, ввиду отсутствия необходимой производственной базы, вела паразитический образ жизни, нередко занимаясь воровством и спекуляцией. Фактически усиление режима привело к диаметрально противоположному результату [45].