цветом большинство деревьев похожи на глобулу из метеорита. Нейхем раскопал и засеял десятиакровое пастбище и поле за холмом, но не стал трогать землю вокруг дома. Взрыхлять и окучивать ее не имело смысла, и он надеялся лишь, что дикая летняя поросль высосет из нее весь яд. Теперь он был готов почти ко всему и не мог избавиться от ощущения, будто кто-то прячется неподалеку и ждет, чтобы его услышали. Конечно, на него подействовала изоляция, но еще больше отверженность повлияла на его жену. Сыновья держались спокойнее, все-таки они каждый день ходили в школу, но и они не остались равнодушными к злобным слухам. Больше других страдал Теддиус, да он и был самым впечатлительным.

В мае на ферме появились насекомые, и от непрестанного жужжания и гудения Гарднеров одолела бессонница. Нашествие мошкары превратилось в ночной кошмар. Мухи и комары тоже заметно изменились и летали не так, как прежде. Гарднеры боязливо озирались по сторонам и за чем-то следили, но за чем именно, и сами не могли сказать. Они признали, что Теддиус был прав, говоря о деревьях. Миссис Гарднер тоже увидела из окна качающиеся ветки, когда ей не спалось, и она глядела, как набухшие кленовые ветви шевелились в лунном свете, хотя ночь выдалась безветренной. Должно быть, в них бродили соки. Теперь все стало странным. Однако следующее открытие принадлежало не Гарднерам, ибо их внимание притупилось и они проглядели очередную странность, бросившуюся в глаза заезжему робкому коммивояжеру из Болтона, который не имел ни малейшего понятия о местных легендах. В Аркхеме он рассказал об увиденном, и когда «Газетт» напечатала короткую заметку, фермеры и сам Нейхем обратили внимание на ночную темь. Коммивояжер добрался до долины поздней беззвездной ночью, но за несколько миль от фермы мгла начала рассеиваться, и это его удивило. Дом и сад неярко, но отчетливо светились. Казалось, что свет исходил от деревьев, травы, листьев и цветов, а в какую-то минуту что-то сверкнуло во дворе рядом с амбаром.

До поры до времени болезнь как будто щадила траву, и коровы мирно паслись около дома, но к концу мая у них испортилось молоко. Нейхем перегнал стадо на взгорье, и все пришло в норму. Но вскоре после этого травы и листья постигла общая участь – их зелень выцвела, они посерели и сделались чахлыми и ломкими. Из посторонних на ферме бывал только Эмми, да и то все реже и реже. Когда в школе кончились занятия, Гарднеры оказались отрезанными от мира. Иногда они поручали Эмми купить им что-нибудь в городе. Их душевный надлом и общая слабость стали очевидны, и никто не удивился, узнав, что миссис Гарднер сошла с ума.

Это случилось в июне, незадолго до первой годовщины падения метеорита. Бедная женщина кричала и билась в истерике, уверяя, что воздух дрожит и светится. В ее речи не было ни одного существительного, лишь глаголы и местоимения. Что-то двигалось, менялось, светилось, и в ушах у нее звучали сигналы, которые не были похожи на обычные звуки. Что-то у нее забрали, что-то из нее вытянули… что-то к ней привязали, чего не надо было. Нейхем не стал отправлять ее в психиатрическую лечебницу, позволив ей бродить по дому, пока она не представляла угрозу для близких. Даже когда она начала буйствовать, он не предпринял никаких шагов. Но когда она принялась пугать сыновей и Теддиус чуть не потерял сознание, увидев, как она строит ему дикие гримасы, Нейхем запер ее на чердаке. К июлю она разучилась говорить и стала ползать на четвереньках, а на исходе месяца муж заметил, что в темноте от нее исходит свечение. Теперь он понял, что мутация коснулась и ее.

Незадолго до этого беда стряслась с лошадьми. Что-то разбудило их среди ночи, от чего они громко заржали и принялись бить копытами. Успокоить их оказалось невозможно, и едва Нейхем отпер двери, они понеслись прочь, как испуганные олени. Понадобилась неделя, чтобы отыскать и вернуть всю четверку, но они стали совершенно неуправляемыми, и Нейхем был вынужден их пристрелить ради их же блага. Он одолжил лошадь у Эмми для перевозки сена, однако она не желала приближаться к амбару. Лошадь упиралась, била копытами, выла, как собака, так что в конце концов Нейхем отвел ее во двор и сам с сыновьями принялся тянуть тяжелые телеги к сеновалу. Растения покрывались пепельным налетом и ломались при каждом прикосновении. Даже цветы с их диковинными лепестками приобрели сероватый оттенок. Фрукты сморщились, и на них нельзя было смотреть без отвращения, не то что есть. У астр и золотарников были больные и серые цветы, а розы, циннии и алтеи внушали такой страх, что Зенас, старший сын Нейхема, немедленно их срезал. Раздувшиеся насекомые к середине лета сдохли. Даже пчелы покинули свои ульи и улетели в лес.

К сентябрю от растений осталась лишь груда пепла. Гарднер боялся, что деревья тоже засохнут и отомрут, не успев высосать отраву из почвы. Его жена целыми днями истошно кричала, не давая ему и сыновьям ни минуты покоя. Теперь они сами остерегались соседей, и, когда в школе возобновились занятия, мальчики остались дома. В один из своих несчастных визитов Эмми заметил, что вода в колодце испортилась. У нее изменился вкус, не то чтобы она стала гнилой или соленой, но для питья совершенно не годилась. Эмми посоветовал приятелю выкопать новый колодец в другом месте и пользоваться им до тех пор, пока земля не обезвредится. Однако Нейхем пропустил его слова мимо ушей, очевидно смирившись с тем, что вокруг него все гибнет и рушится. Он и мальчики продолжали черпать воду из отравленного источника, не думая о последствиях. Столь же безразлично относились они и к еде, питаясь оставшимися в амбаре скудными запасами, и монотонно благодарили господа за каждый прожитый день, хотя эти дни протекали бесцельно и однообразно. Ими овладела апатия, как будто они уже наполовину перебрались в иной мир и шаг за шагом продвигались к неотвратимому концу.

Теддиус обезумел в сентябре, выйдя из дома к колодцу. Он вышел с ведром, а вернулся без ведра, крича и размахивая руками. Порой он начинал дурацки хихикать или бормотал что-то «о плавающих в глубине полосах света». Два сумасшедших в доме – тяжкое испытание, однако Нейхем держался стойко. Неделю его сын оставался на свободе, пока не начал спотыкаться и падать. Тогда отец был просто вынужден запереть его наверху, через коридор от матери. То, как они кричали за запертыми дверями, было очень страшно. Больше всех пугался маленький Мервин, которому казалось, что они говорят на каком-то жутком, неземном языке. Когда заболел старший брат, мальчик стал очень впечатлительным и беспокойным.

Примерно в то же время на ферме подохли птицы и начался падеж скота. Куры окрасились в серый цвет и быстро испустили дух, а их мясо было сухим и дурно пахло. Свинья страшно разжирела, а затем непонятно почему превратилась в настоящее чудовище. Ее мясо, конечно же, оказалось несъедобным, и Нейхем впал в отчаяние.

Сельские ветеринары как огня боялись фермы Гарднеров, да и врачи из Аркхема не желали к нему ехать. Подобно птицам, свинья покрылась серым налетом, и хрупкие кости ломались у нее на ходу. Перед тем как сдохнуть, она развалилась на части и у нее изменились глаза и мускулы. Это было необъяснимо, ведь она не ела ничего растущего на ферме. Чуть позже та же беда обрушилась на коров. Они ссыхались на глазах, и признаки распада всегда были одинаковы – естественная окраска сменялась пепельной, а костяк истончался и дробился. Нейхем по-прежнему не понимал, как в них проникла эта отрава, – и свиней и коров держали в большом сарае, а корма привозили с дальнего пастбища на холмах. Занести смертоносный вирус было просто неоткуда, а значит, болезнь развивалась естественным путем. Но ни одна известная болезнь не вызывала подобных симптомов. К августу – ко времени сбора урожая – на ферме вымерла вся живность, а три собаки убежали как-то ночью, и больше о них не слышали. Пять кошек удрали еще раньше, но Гарднеров это не слишком встревожило. Мышей на ферме не осталось, а без миссис Гарднер кошкам здесь стало невмоготу. Она единственная заботилась о них и любовалась их грациозными движениями.

Девятнадцатого октября Нейхем с трудом добрел до дома Эмми и сообщил ему ужасную новость. Теддиус