Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через три дня Нейхем прибежал к Пирсам и, не застав хозяина, рассказал его жене еще одну страшную новость. Он запинался от волнения и с трудом подбирал слова. На сей раз жертвой неведомой силы стал маленький Мервин. Он исчез. Отправился куда-то ночью с фонарем и ведром и… пропал. До этого он сутками плакал навзрыд и не понимал, что творится вокруг. Нейхем проснулся от его отчаянного вопля, подошел к двери, но мальчик как сквозь землю провалился. Ни следов на дорожке, ни отсвета от фонаря. Отец решил, что фонарь и ведро исчезли вместе с ним, но наутро после бесплодных поисков в окрестных лесах он заметил у колодца сплющенный кусок железа. Присмотревшись, он различил в нем согнутую ручку, обручи и остов фонаря. Истинная правда, а хуже всякого наваждения. Миссис Пирс обомлела от ужаса, а вернувшийся Эмми, выслушав рассказ, впервые растерялся. Мервин пропал, и советоваться с другими соседями не имело смысла, они уже давно остерегались Гарднеров. Ехать в Аркхем ему тем более не стоило, горожане подняли бы его на смех. Тед ушел, и вот настал черед Мервина. Что-то подкрадывалось и ждало, когда его увидят и услышат. Скоро уйдет и Нейхем. Он попросил Эмми позаботиться о его жене и Зенасе, если те его переживут. Наверное, это наказание, но за что? Ведь он всю жизнь как мог следовал божьим заповедям.
После этого Эмми две недели не виделся с Нейхемом, а потом забеспокоился и, приготовившись к худшему, преодолел свой страх. Из высокой трубы не вился дымок. От одного вида фермы невольно пробирала дрожь – вокруг дома на серой, ломкой траве лежали такие же серые, пожухлые листья, со старых стен свисали расслоившиеся виноградные лозы, а черные сухие ветви упрямо тянулись к тусклому ноябрьскому небу. Нейхем был жив, хотя совсем обессилел и лежал на кушетке в низенькой кухне. Сознание не покидало его, и он указывал Зенасу, что надо делать. В доме не топили, и когда Эмми зябко поежился, хозяин охрипшим голосом позвал Зенаса и попросил принести побольше дров. Дрова в самом деле были нужны, потому что камин был не зажжен и пуст. Порывы ледяного ветра из трубы поднимали лишь горстку пепла. Нейхем спросил, не согрелся ли он, и Эмми все понял. Самый крепкий стержень сломался, и от новых бед несчастного фермера защитило безумие.
Эмми стал осторожно расспрашивать, куда подевался Зенас, но из ответов Нейхема ничего не понял, так как он только твердил: «В колодце… он живет в колодце…»
Гость внезапно вспомнил о сумасшедшей жене и переменил тему.
– Нэбби? Ну как же, она здесь, – удивленно откликнулся бедный Нейхем. Дальнейшие расспросы были бесполезны. Оставив друга, который продолжал шептать какую-то бессмыслицу, Эмми взял висевшие на гвозде ключи и поднялся наверх по шаткой скрипучей лестнице. Коридор показался ему очень узким. Ниоткуда не доносилось ни звука. Он увидел запертую дверь и стал пробовать ключи из связки. Первые два не подошли, но третий, щелкнув, повернулся, и Эмми распахнул низкую белую дверь.
Его окутала густая тьма, так как маленькое окошко с деревянной решеткой не пропускало свет. Он на ощупь двинулся по широким половицам, но чуть не задохнулся от невыносимой вони и бросился в соседнюю комнату, где смог немного отдышаться. Вернувшись, он увидел в углу что-то черное, присмотрелся и вскрикнул. Ему представилось, что окно заволокло липкое, влажное облако. Эта мерзкая волна ворвалась в комнату, подхватила Эмми и отнесла в сторону. У него зарябило в глазах от причудливых красок, и если бы он не оцепенел от ужаса, то подумал бы о глобуле метеорита, расколотого учеными, и предсмертной мутации растений. Но Эмми не мог оторвать глаз от напавшего на него чудовища. Подобно Теддиусу и погибшим животным, оно разваливалось на части, но двигалось и пыталось бороться. От ужаса Эмми едва не лишился чувств.
Больше никаких подробностей он мне не сообщил, но, судя по его сбивчивому рассказу, очертание в углу не изменилось и осталось на прежнем месте. Я не решился его расспрашивать – есть вещи, о которых невозможно говорить. К тому же поступки, продиктованные гуманными чувствами, нередко караются законом. По-моему, в комнате наверху никого не было и Эмми обознался в темноте. Держать взаперти людей, способных передвигаться, тяжкое преступление, и совершивший его обречен на вечные муки. Эмми собрался с силами, вышел в коридор и запер на ключ комнату с ее проклятой тайной.
Ему нужно было помочь Нейхему, накормить его, а потом отвезти к кому-нибудь из соседей, способных позаботиться о больном.
Эмми стал спускаться по лестнице и услыхал глухой гул. Он подумал, что на этой странной ноте оборвался его собственный крик, и вспомнил, как в комнате взметнулась липкая волна. На кого же так подействовало его появление? Смутный страх заставил его ускорить шаги. Сверху до Эмми снова донеслись непонятные звуки. Похоже, что кто-то начал с грохотом передвигать мебель. В этом стуке угадывалось нечто отвратительное, словно тяжелый предмет с силой отдирали от липкого пола или вытаскивали из грязи. От волнения у Эмми наконец разыгралось воображение и стали возникать ассоциации. Он опять подумал обо всем увиденном в комнате. Господи, неужели он только что столкнулся с призраками? Эмми застыл на месте, боясь вернуться наверх. В его сознании промелькнули события последнего получаса. Звуки, жуткие предчувствия, тьма, крутизна узких ступеней и сулящий избавление тусклый свет из деревянной пристройки.
Его лошадь громко заржала во дворе и зацокала копытами, а потом помчалась во весь опор. Что могло ее так напугать, задал он себе вопрос. Он уловил новый звук, похожий на всплеск воды, и подумал, что в колодец упал большой камень. Эмми не привязывал Геро, и повозка, покатившись по плитам, наверное, задела о стену колодца. Старая деревянная постройка вновь неярко засветилась. Какой же ветхий дом у Нейхема! Очевидно, его начали строить еще до 1670 года, а двускатную крышу возвели не позднее 1730-го.
Внизу кто-то принялся царапать пол. Эмми сжал в руках деревянную палку, подобранную в мансарде, и направился на кухню. Но остановился на полпути, потому что навстречу ему двигался Нейхем или, точнее, оболочка прежнего Нейхема. Эмми не мог сказать, идет ли он сам или его ведут какие-то силы. Смерть уже основательно поработала над хозяином дома. Он сделался пепельно-серым, а от хрупкого тела на ходу отлетали усохшие части. Эмми не рискнул к нему приблизиться и с оторопью посмотрел на искаженную маску, некогда бывшую человеческим лицом.
– Что же это было,