– Нет никаких странностей, Толя. Нет, дорогой, ты ихсам себе выдумываешь… – Джинн приобнял его за плечи. – Пойдем, выпьем?Посмотри лучше, какая симпатичная Марта. Намешай ей водочки в шампанское, взаднюю комнатку пригласи… Должна же быть от этих активисток какая-то польза?

– А вторая кто?

– Так, журналисточка, – небрежно сказалДжинн. – Откуда-то из Вологды. Правда, к ней уже твой дружок наводитмосты, видишь, как воркуют? Займись Мартой, в самом деле, тебе определеннонужно развеяться. Чтобы не лезла в голову всякая чепуха. Благо ты и неправоверный, тебе не нужно над запретами задумываться, вон сколько хорошегоспиртного на столе… Пойдем, посидим мирно, расскажешь нашему голландскому гостючто-нибудь увлекательное. – Он понизил голос. – Что плохого, еслинезависимый западный журналист напишет о нас всех что-нибудь хорошее? Простименя за цинизм, Толя, но и тебе на всякий случай не помешает, чтобы лежалагде-то в Европе солидная газета, где ты выведен вовсе даже и не питерским…

э-э, Утюгом, а славным борцом за свободу. В некоторыхслучаях помогает, а?

– Это смотря какой прокурор попадется, – проворчалКостя, следом за Джинном возвращаясь к столу.

Джинн оглянулся, широко ухмыльнулся:

– Ужасно ты приземленный человек, Толя…

– Да вот такие мы, знаешь ли, – ворчал Костя,принимая от него налитый до краев бокал. – Практические…

– Может, помиритесь, друзья мои? – непринужденнопредложил Джинн, глядя на них со Скляром.

– А я с ним и не ссорился, – недружелюбным тономсказал Костя, глядя на «пана сотника» исподлобья. – Просто высказал, чтона душе наболело. Говорю же, не люблю поганых странностей…

– Толя…

– Молчу, – сказал Костя, приглядывая средизастольного обилия подходящую закуску. – Готов даже его салом в шоколадепопотчевать, честное слово…

–Я вот все не могу понять – вы чеченец или кто? –жалобно протянула очаровательная Лиза, сидевшая с ногами в кресле, так, чтоюбка уже давно смотрелась чисто символической.

– А что, на чеченца не похож? – спросил Сергейлениво, встал и старательно наполнил опустевшие бокалы.

Вот это как раз походило на шпионские фильмы в транскрипцииславного Голливуда: уютная комнатка в старинном особнячке, даже с камином, хотяи бездействовавшим последние полсотни лет, очаровательная юная дама, ужеоткровенно хмельная, вино в широких бокалах… По сравнению с теми немудренымидекорациями, в которых он обычно работал последние пять лет, – сущий рай.Эдем, по-научному. Навязывал контакты там, в кабачке, из чистого мужскогоавтоматизма, а вот поди ж ты, что-то сдвинулось, когда всей компанией вернулисьв особняк, к себе в комнату пригласила, правда, будущее оставалось насквозьукутано туманом.

– Не похожи.

– А вы их много видели?

– Да насмотрелась, – сказала Лиза уверенно. –Я – репортер нового стиля, одинокая сорвиголова без престижной «крыши» в видекакого-нибудь там ОРТ. Кошка, которая гуляет сама по себе.

Вообще-то он ей верил – судя по нескольким репликам, по инымответам, на которые ее Сергей искусно навел, она и в самом деле побывала вЧечне, бродя отнюдь не туристскими тропами. Есть нюансы, по которым человекпонимающий легко определит, чтоґ за душой у его собеседника – книжные знанияили собственный реальный опыт…

– Правильно угадали, Лиза, – сказал онбеззаботно. – Конечно, не чеченец. Чудымбердынец.

– А это еще что за зверь?

– Это не зверь, а представитель очень маленького, но страшногордого народа. Нас, чудымбердынцев, всего-то двести человек. Живем… ну, еслине доехать километров полсотни до Дагестана и взять правее, то там в аккуратбудем мы. На два лаптя правее солнышка.

– Издеваетесь?

– Ничуть. Целых два аула. Один – Чудым, а второй –Бердым. Я как раз из Бердыма. У нас – старшая ветвь, а в Чудыме – младшая, хотяони и притворяются, будто все с давних пор обстоит как раз наоборот… У нас дажесвоя письменность есть, происшедшая прямиком от древнегреческой.

– Не обманете, – убежденно сказала Лиза, медленнопотягивая очень даже неплохое вино из Джинновых запасов. – Я знаю,конечно, что в Дагестане в каждом ауле сплошь и рядом – свой народ, со своимязыком, но все равно… Совершенно славянская физиономия.

– Это плохо?

– Отнюдь. А то чудымбердынцев каких-то придумали…

Ну, не хочется мне, Лизочка, выступать перед вами насквозьпрозаическим славянином, – сказал Сергей с ухмылкой. – Хочу бытьгордым джигитом с непроизносимым названием. С кынжялом, четырьмя женами икабардинским скакуном…

– А вы, правда, кто?

– Человек божий, обшит кожей. Не надо так напрямуюставить вопрос, Лизочка, а то я в вас заподозрю агентессу КГБ.

– Его ж уже давно нет, КГБ.

– Шшуку съели, а зубы остались. Слыхали такую народнуюмудрость?

– Ох, какой вы у нас загадочный…

– Какой есть, – пожал он плечами с простецкойулыбкой.

– Нет, правда, расскажите что-нибудь интересное. Яжурналистка, у меня хлеб такой… Вы что, оттуда?

– Откуда?

– Из Чечни.

– А что, похоже?

– Похоже, знаете ли, – сказала Лиза, загадочноулыбаясь. – Есть у вас что-то такое в движениях, в облике… Насмотрелась.

«Глазастая ты, однако», – с неудовольствием подумал он.В самом деле, последний раз в Чечню его носило не далее чем три недели назад –почти вчера. Положительно, непростая девочка, очень уж наблюдательная, что засегодняшний вечер доказала не одним метким суждением и не двумя…

– Давайте, Лиза, обо всем этом забудем, – сказалон, прикончив свой бокал. – И так себя чувствуешь, словно…

– Космонавт, а? – прищурилась Лиза. – Словнос другой планеты вернулись на грешную Землю с большой буквы.

Сергей молча кивнул. Ох, как эта неглупая девочка былаправа, насквозь права. Дело даже не в ландшафте – что в нем такогоинопланетного? – а в тамошних гуманоидах…

Он вспомнил, как лежал раненый на обочине, на жесткой,пыльной земле. Ничего из ряда вон выходящего тогда не произошло, да и не бойэто был вовсе – просто-напросто отряд душков накрыл огнем из засады несколькогруженных сугубо гражданской кладью КамАЗов, которые они тогда прикрывали,накрыл огнем и ушел. Так вот, на дорогу шустренько хлынули местные, здешние,вполне мирные, из близкой деревни. И, горласто перекликаясь на своем непонятномнаречии, шустренько принялись таскать из кузовов муку, тушенку и керосин,совершенно не обращая ни малейшего внимания на стоны раненых, просивших воды,бинта, вообще помощи. Он на всю жизнь запомнил, как через него хозяйственно,деловито перешагнул чернявый дядек, прущий сразу два ящика тушенки, –словно через случайное бревнышко. И все это вовсе не значило, что местные былизлые, жестокие, бесчувственные и бессердечные. Они попросту были другие. Какинопланетяне. Со своей, другой житейской логикой и образом мыслей. На дорогеоказались бесхозные грузовики с массой крайне необходимых в порядочномкрестьянском хозяйстве мешков, коробок, канистр и ящиков, и эти дары Аллахаследовало срочно перетаскать на подворья, пока не нагрянула досадная помеха ввиде военной техники. Вот и весь расклад. А стонущие, окровавленные люди ввоенной форме в эти хозяйственные хлопоты просто-напросто не вписывались, ихкак бы и не было втом мире, а потому ранеными можно было пренебречь, какпренебрегают тучками на небе и колодой на дороге.