умчались с постоялого двора – в небольшом возке на санях, запряженных двумя крупными вороными лошадьми. Брюховецкий, как полагалось по правилам галантности, сразу же вызвался быть кучером, и пани не стала возражать. Напоследок Елена крикнула корчмарю, открывшему им загородку: «Помни: ты ничего не видел и не слышал! И людям своим скажи, чтобы не болтали!» И бросила монету. В пустом брюхе пана сразу громко заурчало, когда он увидел, что это был злотый. О Езус! Целый злотый простолюдину! В следующий миг его лицо полыхнуло от стыда при мысли, что пани могла расслышать этот звук.

Может, и впрямь расслышала. Или сама решила проявить учтивость, избавив спутника от нелегкого и нелепого положения.

– Вот, это на текущие расходы. Пусть пан тратит, сколько сочтет нужным, и расплачивается за нас, – и Елена протянула ему небольшой туго набитый кошель. Точнее, даже не протянула, а засунула в карман делии[12].

«Да что это такое! – рассердился вдруг шляхтич. – Ведет себя, словно она моя пани, а я ее хлоп!»

– Может, пани все-таки соизволит объясниться? – вежливо, но с заметным напряжением в голосе спросил Брюховецкий.

Вместо ответа Елена вдруг разрыдалась, уткнувшись мокрым лицом в плечо спутника. Но когда изумленный шляхтич попробовал натянуть вожжи, всполошенно заголосила:

– Нет-нет, ни в коем случае! Нельзя останавливаться, иначе погоня может нас настигнуть!

«Погоня?! – изумленно подумал шляхтич, подстегнув лошадей. – Во что же я влип, Матка Бозка?!»

Через какое-то время, придя в себя и успокоившись, Елена начала рассказ. Голос ее дрожал от смущения, несколько раз прерывался судорожными всхлипами. Ошарашенный Брюховецкий только крутил головой, сочувственно вздыхая. По всему выходило, что пани выпала ой какая нелегкая судьба!

Глава 8

Правду говорят: в минуту опасности мозг человека способен работать с невероятной скоростью и точностью, о какой в более спокойной обстановке и мечтать нельзя.

Елене все стало ясно в ту же минуту, когда спешно вызванный лекарь осмотрел пана подстаросту (к его приезду волосы вокруг раны выстригли, а саму рану кое-как перевязали, остановив кровотечение) и уверенно заявил: опасности для жизни нет. Конечно, несколько дней пан Данило будет беспомощен, как младенец, а потом потихоньку пойдет на поправку.

– Нужно лишь обеспечить хороший уход и полный покой!

Его слова отдались в ушах женщины набатным звоном. В первую минуту пришла шальная мысль: задушить ненавистного мужа подушкой. С немалым трудом Елена отогнала дьявольское искушение. Может, еще и потому, что лекарь распорядился: возле постели раненого постоянно должен быть кто-то из слуг, лучше даже по двое, чтобы бодрствовать, сменяя друг друга.

– Будет исполнено, пане! – тут же отозвалась старшая покоивка[13]. И при этом как-то нехорошо поглядела на Елену. Словно заподозрила ее в чем-то…

А память назойливо подсовывала то ненавидящий взгляд постылого супруга, то его хриплый крик: «Дьяволица!» Да уж, если раненый оклемается, за ее жизнь нельзя будет дать даже медной монетки. Понял, что пыталась погубить его, толкнув на поединок с молодым шляхтичем! Поэтому рассчитается без пощады. Убьет, обвинив в чем угодно: да хоть в той же связи с нечистой силой… Или в том, что пыталась его отравить. И никто ничего не докажет. А если даже и притянут его к ответу, ей будет от этого легче?!

Надо бежать. Как можно скорее. Уже не уповая на Дануську и на помощь Богдана. Даже если она добралась до него (дай Езус!), если бывший любовник отправил подмогу – пока та еще появится… Взять с собой лишь самое необходимое, деньги, кои сыщутся в доме, и уехать. Под любым предлогом или вовсе без оного. В конце концов, пока пан прикован к постели и ничего не соображает, именно она – полновластная хозяйка!

Стоп. Уехать – лишь полдела. Точнее, четверть. Если вообще не десятина… Одинокая пани в дороге – предмет для праздного любопытства и осуждающих пересудов. Как это – в дороге и без мужчины или слуг?! Но это еще ничего. Главное – соблазн легкой добычи. И чем ближе к местам, занятым мятежниками, тем опасность будет больше… Нужна хоть какая-то охрана. А если… Ну, конечно же! Этому горе-поединщику, который проявил глупое и несвоевременное благородство, не добив раненого противника, в здешних местах ничего не светит. К князю Радзивиллу бесполезно даже соваться – прогонит с глаз долой. И денег у бедняги не густо, уж такие-то вещи Елена чувствовала инстинктивно, на уровне подсознания. Похоже, ему и впрямь ничего другого не останется, как попроситься на службу к Хмельницкому, раз уж отзывался о нем с таким уважением… Более того, в запальчивости выкрикнул, оглядев свидетелей поединка: «Говорили, что мне придется служить гетману-самозванцу? Значит, такова моя судьба!» Да, сомнений нет: надо бежать вместе с Брюховецким. А чтобы тот не вздумал упираться, пробудить в нем рыцарские чувства, рассказать жалостливую историю, благо и придумывать-то особо не нужно…

Велев слугам проследить за шляхтичем, пани Чаплинская быстро выяснила, где тот остановился. А дальше все было уже просто. Приказала заложить возок для будто бы спешного визита к лекарю, а возле его дома послала туда кучера: может ли, дескать, милостивый пан принять супругу пациента по неотложному делу. Пока тот ходил, Елена стегнула лошадей и умчалась в сторону постоялого двора. Теперь оставалось лишь дождаться глухого часа ночи, когда сон самый крепкий и сладкий и потому разбуженный человек наиболее уязвим: бери голыми руками.

Корчмарь сперва выпучил глаза, увидев пышно одетую пани без сопровождающих, а потом заартачился: негож, мол, тревожить людей до утра… Но злотый тут же произвел должное действие. Сам повел ее к комнате, где спал шляхтич, сам постучал с извинениями. А дальше уж за дело взялась Елена.

Первая часть задуманного плана удалась на славу. Когда корчма осталась далеко позади, Елена рассказала шляхтичу, будто случайно услышала беседу приятелей мужа, разозленных исходом поединка. Мол, сговорились погубить его за рану, нанесенную пану Чаплинскому, и не откладывать мщения в долгий ящик.

– Это страшные люди, як бога кохам! Они ни перед чем не остановились бы! Я не могла этого допустить. Хоть пан тяжело ранил моего мужа, но в ответ на столь же тяжкое оскорбление, поэтому у меня нет никаких претензий. Все было по-честному. Вот поэтому я примчалась предупредить пана, рискуя не только погубить свою репутацию, но и поставить под угрозу собственную жизнь.

– Искренне благодарю пани! – с чувством произнес шляхтич и поцеловал ей руку. – Я постараюсь отплатить добром за добро. Хотя, Езус свидетель, это проще сказать, чем сделать: я разорен, от моего маетка остались одни головешки…

– Все