Первые же действия большевистского правительства показали воочию, что те, кому опостылели "оковы царизма" и кто мечтал о равенстве и братстве, о гражданских свободах и демократии, обманулись в своих надеждах. Идеалы коммунизма десятилетиями зрели в умах значительного числа образованных людей в России, питая надежды, что опостылый царизм уйдет в прошлое. Поэтому многие из интеллектуалов (или интеллигенции, как эту общественную группу было принято именовать в России) встретили с нескрываемой радостью весть о революции в Питере. Но между словесными эскападами в верности идеалам коммунизма и практикой большевизма Ленина, а затем Сталина лежала пропасть. Вместо равенства и братства вдруг пришел "военный коммунизм", облавы, обыски и расстрелы в дворах и подвалах "чрезвыяайки". Интеллигенцию не просто ущемили в правах, отнеся к якобы непролетарской части общества, против нее большевики развернули террор. Такое отношение касалось, в первую очередь, школьных учителей, вузовских преподавателей и ученых. Принятая Программа большевистской партии содержала следующий пункт, написанный корявым (специфически большевистским), но крайне агрессивным языком: "Наука есть. орудие организации производства и всего хозяйства. А в обществе классовая наука есть, кроме того, орудие господства высших классов, орудие социальной борьбы и победы классов поднимающихся" (3). Нелепый термин "классовая наука" говорил сам за себя. Некто Дегтярев, назвавшийся в газете "Правда" заведующим Отделом высшей школы, писал в 1918 году: "Так определяется наука коммунистами. А в действительности. отчужденной от жизни, далекой от пролетариата, чуждой и равнодушной к его героической борьбе, своей замкнутой жизнью живет Высшая Школа" (4).

Сразу после октября 1917 года большевики были вынуждены признать утопичность ленинского расчета, согласно которому большинство представителей интеллигенции станет "работать еще лучше, подчиняясь вооруженным рабочим", В первые же месяцы новые власти убедились, насколько они ошибались, надеясь на имманентную приверженность интеллигенции к услужению.

Сходные высказывания можно найти и у Ленина, утверждавшего, что"…специалисты науки, техники все насквозь проникнуты буржуазным миросозерцанием" (6).

Но произошло это отчуждение интеллигенции от новой власти не потому, что образованным слоям российского общества была чужда революция. Но власти начали рассматривать интеллигентов "классово чуждыми элементами" и преследовать. Из огульного обвинения вытекала примитивная практика большевиков: подозревать в сочувствии к врагам стали всякого, кто имел несчастье родиться в обеспеченных семьях, кто получил образование, приобрел право именовать себя российским интеллигентом.

В этих условиях, в первую очередь, стала трагической участь творческой интеллигенции и ученых. Большинство из тех, кто пришел к власти, были плохо образованы. Это был вынужден признать даже сам Ленин. В марте 1919 года на VI съезде РКП(б) он сказал:

Обойтись без интеллигенции старой выучки большевикам не удалось. Пришлось привлекать её на службу в широком масштабе, но для "старорежимных спецов" создали полицейские условия. Был учрежден специальный орган "по борьбе с контрреволюцией и саботажем" — Военно-ровлюционный комитет (учрежден в октябре 1917 г., преобразован постановлением СНК РСФСР от 7(20) декабря 1917 г. во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию). "В феврале 1918 г. ВЧК было дано право, наряду с передачей дел в трибунал, непосредственно расстреливать шпионов, диверсантов и других активных врагов революции" (8). В их числе представители интеллигенции составляли значительную часть.

Против этих действий возражали многие и даже "Буревестник революции" — Максим Горький, который ранее много лет помогал большевикам и лично Ленину деньгами. Уже через две недели после так называемого Октябрьского переворота Горький писал в газете "Новая жизнь":

Особое беспокойство вызвали у Горького страшные гонения на интеллигенцию:

Не менее определенно выражал чувства писатель Владимир Галактионович Короленко, опубликовавший знаменитые письма наркому Луначарскому:

Избиение кадров интеллигенции продолжалось и в 1918, и в 1919 годах, и позже. Только за 1918 и первую половину 1919 года лишь в 20 губерниях России ВЧК (без учета всевозможных армейских, рабочих и прочих трибуналов, ячеек, специальных отрядов, карательных групп и т. д.) расстреляла 8389 человек (12), при этом опубликовавший эти цифры Член Коллегии Наркомвнудела и ВЧК, председатель ЧК и Военного Трибунала 5-й армии Восточного фронта Мартын Иванович Лацис (псевдоним Судрабса Яна Фридриховича) отметил: "ЦИФРЫ, ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ ЗДЕСЬ, ДАЛЕКО НЕ ПОЛНЫ". Арестовано, по его же сведениям, за это время было 87 тысяч человек, раскрыто контрреволюционных организаций — 412, подавлено крестьянских восстаний — 344. Для сравнения можно указать, что в годы царского правления за 80 лет (включая кровавый разгром революции 1905 года), то есть за период с 1826 по 1906 г. г., смертную казнь применили 894 раза (13). Подавляющее большинство казненных за первые два года советской власти было представителями интеллигенции.