Херман Граймз не шелохнулся. Незрячеуставившись куда-то, он лишь спросил:

— Почему?

— Простите?

— Почему я должен уйти?

— Потому что вы незрячий.

— Это я знаю.

— Ну и... Видите ли, слепой человек не можетбыть присяжным, — сказал Харкин, взглянув направо, потом налево. — Я разрешаювам идти, мистер Граймз.

Херман Граймз колебался, обдумывая ответ. Залзатих. Наконец Граймз произнес:

— Кто сказал, что слепой не может бытьприсяжным? Харкин уже потянулся к своду законов. Его честь тщательноподготовился к процессу. Он прекратил слушания в суде уже месяц назад и заперсяв своем кабинете, досконально изучая предварительное производство по делу,представленные суду документы, относящиеся к делу законы и новейшие правиласудебной процедуры. Он поднял списки присяжных, участвовавших в процессах,состоявшихся за период его пребывания на посту судьи, — самые разные составыжюри по самым разным делам. Ему казалось, что он ничего не упустил. Как же онмог позволить заманить себя в западню в первые же десять минут после началапроцесса на глазах у битком набитого зала?

— Вы хотите воспользоваться своим правом,мистер Граймз? — спросил он как можно беззаботнее, продолжая листать страницысвода законов и поглядывая на цвет адвокатуры, собравшейся перед ним.

Чувствовалось, что в мистере Граймзе вскипаетвраждебность.

— Нет, вы объясните мне, почему слепой неможет быть присяжным? Если есть такой закон, то это дискриминационный закон, ия подам жалобу. Если такого закона нет, а просто так принято — тем более.

Не приходилось сомневаться, что мистер Граймзне новичок в судебных тяжбах.

По одну сторону барьера сидели двестиобыкновенных обывателей, которых закон принудил явиться в суд. По другую —восседал сам закон в лице судьи, возвышавшегося над остальными, множествонадутых адвокатов, зарывшихся носами в бумаги, клерков, приставов и судебныхисполнителей. Им всем противостоял “призванный” мистер Херман Граймз, нанесшийвдруг мощный удар по истеблишменту. Его коллеги-“призывники” наградили егоцоканьем языков и смешками, но ему, похоже, было наплевать.

Адвокаты улыбались так же, как и будущиеприсяжные, ерзали на стульях и почесывали затылки, потому что никто не знал,что делать. “Такого еще не бывало”, — слышалось из их рядов.

В законе сказано, что слепой может бытьосвобожден от обязанностей присяжного. Увидев слово “может” в книге, судьярешил успокоить мистера Граймза и решить вопрос позднее. Не хватало, чтобы емупредъявили судебную претензию в его собственном суде. Существуют иныевозможности исключить Граймза из состава жюри. Харкин посоветуется с адвокатами.

— Поразмыслив, я решил, что вы будетепрекрасным присяжным, мистер Граймз, — сказал он. — Садитесь, пожалуйста.

Херман Граймз кивнул, улыбнулся и вежливоответил:

— Благодарю вас, сэр.

Как это он собирается работать со слепымприсяжным? — думали эксперты, наблюдая, как Граймз садится. Откуда знать, что унего на уме? Чью сторону он примет? Широко известно, что в игре без правил людис физическими недостатками чаще всего сочувствуют истцу, так как им ближеобиженный и ущемленный. Но бывают и исключения.

Рэнкин Фитч в последнем ряду скосился вправо,тщетно пытаясь перехватить взгляд Карла Нассмена, который уже получил миллиондвести тысяч долларов за то, чтобы подобрать идеальный состав жюри. Нассмен назаконном основании сидел вместе со своими экспертами, вглядываясь в лицабудущих присяжных и делая вид, будто он прекрасно знал, что Херман Граймз слеп.Фитч нисколько не сомневался, что на самом деле он понятия об этом не имел:незначительный факт, ускользнувший от внимания его разведки. Что еще ускользнулоот ее внимания? — спрашивал себя Фитч. Он шкуру спустит с Нассмена, как тольконачнется перерыв.

— Итак, дамы и господа, — продолжил судья.Теперь, когда непредвиденная угроза обвинения в дискриминации миновала, голосего стал вдруг резче, в нем послышалось требование без задержки двигатьсявперед. — Мы приступаем к формированию жюри присяжных, на это потребуетсявремя. Участие в процессе в качестве присяжного связано с определеннымифизическими нагрузками, которые кому-то могут оказаться не под силу. Мы нехотим пугать вас, но если вы не уверены, что можете выдержать, следует об этомзаявить. Начнем с первого ряда.

Когда Глория Лейн встала в проходе передпервым рядом, человек лет шестидесяти поднял руку, потом встал и прошел черезвертящуюся дверцу барьера. Пристав провел его на свидетельское место иотодвинул в сторону микрофон. Судья сдвинулся поближе к этому человеку исклонился к нему так, чтобы тот мог шептать ему на ухо. Два адвоката — поодному от каждой стороны — встали вплотную к свидетельскому месту и закрыли ихот взоров зрителей Судебный пристав примкнул к ним, после чего судья деликатноспросил вышедшего мужчину, что у него за проблема.

У того оказалась грыжа позвоночника, о чемсвидетельствовала справка от врача. Мужчине было позволено покинуть зал, что они сделал весьма поспешно.

К полудню, когда Харкин уходил на обеденныйперерыв, уже тринадцать человек получили освобождение по медицинскимпротивопоказаниям. Все устали. В половине второго предстояло возобновитьпроцедуру и еще долго заниматься тем же самым.

Николас Истер вышел из суда один и, миновавшесть кварталов, зашел в “Бургер Кинг”, где заказал сандвич-гигант и колу. Онуселся в уголке возле окна, понаблюдал за носившимися на площадке для игрдетьми, просмотрел “Ю-эс-эй тудей” и начал медленно есть — у него было впередиполтора часа.

Блондинка, с которой он познакомился вторговом центре, на сей раз была не в обтягивающих джинсах, а в мешковатыхспортивных шортах, свободной майке и новеньких кроссовках “Найк”. Через плечо унее висела небольшая спортивная сумка. Проходя мимо его столика с подносом вруках, она узнала его.

— Николас? — с деланным сомнением произнеслаона. Истер взглянул на девушку — кажется, они где-то встречались. Но имени онне помнил.

— Вы меня не помните, — сказала она, милоулыбнувшись. — Две недели назад я выбирала в вашем отделе...

— Да, помню, — подхватил он, мельком бросиввзгляд на ее красиво загорелые ноги. — Вы выбирали клавишный радиоприемник.

— Правильно. Зовут меня Аманда. Если неошибаюсь, я оставила вам свой телефон. Вы его потеряли?

— Не хотите ли присесть?