Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И понеслось. Багажник оказался поистине бездонным — из него появлялись и появлялись пакеты с детскими вещами, игрушками, коробки с ноутбуками, игровая приставка, телевизор, который Федя с Машкой едва не разбили о не вовремя захлопнувшуюся дверь. Следом за ними — продукты, конфеты, замаринованное мясо и мангал к нему. Дети суетились, шумели, чуть не сбивали друг друга с ног. А Викина мать растерянно застыла в коридоре, слившись с остальной мебелью.
Спустя час угомонились: Федя завис у приставки, а Машка уснула прямо на медведе. Мать твёрдой рукой усадила Макса за стол и опрокинула сверху ушат благодарностей. Он, было заметно, старался смотреть на неё без высокомерия, но оно нет-нет да и просачивалось в коротких ответах и беглых взглядах.
— Ужин приготовь, — бросила она старшей дочери, но Макс вмешался:
— У нас там ведро шашлыков. А это дело исключительно мужское. Так что, позвольте.
Он, кажется, был рад ускользнуть из-под опеки.
— Надеюсь, ты его не профукаешь, — не успела за Максом закрыться дверь, шепнула мать Вике. — Золотой мужик.
— А вчера ещё был калекой, — напомнила Вика устало. — К тому же он женат.
— А чего тогда тебя подарками осыпает?
— Из благодарности.
— Ну вот что, — мать подбоченилась и сверкнула глазами. — Благодарность — это уже кое-что. Иди, помоги. Я представляю, сколько у него бабок — ты всю жизнь корячиться будешь. Самой не нужен — нам сгодится, поняла?
Вика кивнула. Не потому что поняла, а потому что никого это в сущности не интересовало.
Макс возился с мангалом — закатал рукава до локтей, а Вика только теперь заметила, что он в джинсах и кроссовках. Непривычно.
— Только не вздумай снова помогать, — предостерёг он, соединив наконец все детали мангала в четвероногую непрочную конструкцию. — До мяса дойдёт — так и быть.
— Ни перед чем не останавливаешься, да? — спросила Вика, кутаясь в ветровку на два размера больше нужного.
— Мне нравится, — согласился Макс. — Получаю больше.
— А цена?
— А за ценой не постою, — пропел он и сыпанул в мангал углей из хрустящего пакета. — Тебе пора смириться. Если я хочу быть здесь, я буду.
— Боюсь, все не так просто. Видишь ли, в законе есть такое понятие, как частная собственность…
— Ты ведь рада? — перебил он бесцеремонно. — Рада, что я вернулся? Не ври, Синицына. Если бы это была неправда, я бы уже уехал. Нет, не так — я бы даже не приезжал.
Вика отвернулась. И все равно краем глаза наблюдала за ним — блестящая угольная взвесь осела на его руках, а когда он смахнул назад волосы, чёрная полоса пересекла лоб. И до того нестерпимо захотелось стереть ее, почувствовать тепло его кожи, настоящее, ровное, человеческое. Вика сжала в кулаках отвороты куртки.
— Не называй меня по фамилии, — нервно попросила она.
— Хорошо, Вика. Или лучше Виктория? Почти как королева…
— Перестанешь когда-нибудь паясничать?
— Когда-нибудь точно. На кладбище скорее всего, и то, честно говоря, вряд ли.
— Зря ты про частную собственность не дослушал.
— Вик, ну перестань, — он запалил угли, полив жидкостью для розжига. Пламя занялось мгновенно, скользнуло рыжим языком по пепелищу. — Не порти хороший вечер.
Вика промолчала. Проблема уже ясно ощущалась и тянула в груди, но смириться еще только предстояло. И столько препятствий — Вика ясно их вообразила — они скрывали широкоплечую фигуру Макса почти что полностью, только вихрастая макушка выглядывала.
«Нельзя, — твердо сказала она себе, — нельзя пытаться построить отношения, пока не сожжены все прошлые мосты».
— Домой заезжал? — спросила она вроде бы невзначай, но с вполне понятным намерением поддеть.
— Нет, — не повелся Макс. — Гостиницу снял. Адрес не скажу, и не проси.
— Жаль, — обронила Вика.
Он распрямился, взглянув на нее с осуждением. И отчего-то от решимости в его глазах ноги у Вики онемели.
— Не начинай, Синицына, — упрекнул Макс. — Я только-только в себя вернулся.
Вика пожала плечами и ушла в дом — нанизывать мясо на шампуры. И когда скользкий холодный кусок никак не накалывался на гнущуюся заточенную алюминиевую спицу, Вика почему-то снова представила собственное сердце, вынутое из груди, неподатливое, жесткое. Почему она так сражается? Он ведь не захватчик, хоть и несет на себе печать рыцарства. Хочет отблагодарить — его право. И вовсе необязательно искать за благодарностью подтекст.
И вечер окрасился иными тонами — легкости, дрожащего в пламени воздуха, светло-серых глаз Макса. Вика лихо рубила овощи, Машка, уже не стесняясь гостя, помогала, расставлять посуду на веранде, а Макс попутно развлекал ее, фехтуя освобожденными шампурами.
Пустое ведро из-под шашлыков Вика залила водой, а потом потащила к сточной яме у забора. В темноте дорожка была едва различима, но одинокий тусклый фонарь пролил на нее полукруг света. Вика подняла глаза и, вздрогнув, остановилась.
Под фонарем, небрежно прислонившись к нему плечом, стоял мужчина и курил. Он ничем не выделялся — мятые, рваные на коленях джинсы, вытянутая футболка — такие часто приезжали на выходные из города. Но что-то тревожное было в нем. Что-то, что Вика уловила, но не смогла объяснить.
— Ищете кого-то? — спросила она первая, переборов страх.
— Да, — кивнул мужчина. — Савельевых.
— А, это в конце улицы, — Вика расслабилась и упрекнула себя за подозрительность. — Синий с белым дом.
— Спасибо, — ответил мужчина, бросил окурок в грязь и раздавил носком ботинка.
Тень его отклеилась от дорожки и поползла плоским хвостом следом. Вика выплеснула воду в яму, а потом вдруг сообразила: ботинок, которым незнакомец затушил окурок — почти как у Макса. А Савельевы — пожилая пара, к тому же бездетная. С пустым ведром Вика вылетела за калитку, но мужчина исчез — как не бывало.
И впервые за вечер ей захотелось, чтобы Макс остался.
А он тем временем учил Машку определять готовность шашлыков. Язычок пламени, жадно облизнувший один из шампуров, вызвал яростный протест и шипение воды об угли. Вика растеряно унесла ведро в дом, а в дверях неожиданно столкнулась с Максом — наигранно возмущённым и румяным от близости огня.
— Что ты мечешься? — укоризненно спросил он. — Сама же говорила — нужно уметь отдыхать. Пойдём. Теперь учить буду я.
Он попытался обнять ее за плечи, но Вика высвободилась. Однако же ощущение горячих пальцев, скользнувших по предплечью, снова всколыхнуло в ней ту волну бессилия, от которой хотелось обратить время вспять.
Когда воздух пропах дымом и пленительным ароматом жареного мяса, Федя появился на крыльце