— Блондинка — это у нас кто? — поинтересовался адвокат.

— Это Рысина, — ответил за жену Марк.

— Рысина Светлана, хозяйка машины, понимаешь? Возможно, она хотела подставить подругу. Знаешь, Миша, я говорю тебе это, а самой не верится. Думаю, все-таки — девчонки ни при чем. Но надо постараться, чтобы это доказать.

— Жаль, что ты — кормящая мать и у тебя нет времени помочь следствию, — попытался пошутить Грушин.

— Нет, я уже не кормящая мать, у меня есть время, к тому же мне это интересно. Но Марк не позволит мне вмешиваться в это дело. К тому же он сам не имеет к нему никакого отношения. Мы с ним проходим как свидетели, не больше.

— Жаль.

— Знаете, о чем я сейчас подумал? — Марк пристально посмотрел на Риту. — А что они вообще делали в камышах?

— Кто? Девчонки? — Грушин напрягся, надеясь услышать что-то крайне важное, что впоследствии пригодится ему для защиты Плетневой.

— Ну да! Что они там забыли? Под ногами грязь, да и вообще опасно, как в болоте.

— Там песок. А они сказали, что искали хворост. Вернее, не хворост, а старый сухой камыш, словом, топливо для костра. У них и котелок с рыбой был приготовлен. Они действительно собирались варить уху, иначе как объяснить этих лещей, карпов, сам костер. Они не могли приготовить все нарочно для кого-то, я имею в виду для свидетелей вроде нас: вот, мол, мы просто варим рыбный супчик. На этом берегу вообще мог никто не объявиться.

— Это ты к чему, Рита? — спросил Марк.

— К тому, что ты тоже прав: что они делали в камышах, если костер у них уже горел, да и какое в этих зарослях топливо? Разве что сам камыш? Не знаю. Никогда не клала в костер камыш. А если они приволокли труп туда, и в эту минуту появились мы? Вот они, чтобы их поведение показалось нам естественным, и заорали? На публику.

— Но они же не знали, что в машине именно мы! Это мог быть кто угодно. Необязательно, что пассажиры случайной машины сразу же отправились бы осматривать эти камыши.

— Получается, их крики — естественная реакция на обнаружение трупа, — заключил Грушин. — Что и требовалось доказать. Значит, моя подзащитная ни в чем не виновата. Да и вообще, если бы эти девчонки убили Сажина, то их бы с пляжа как ветром сдуло — не дуры же они?

— Тоже правильно, — сказал Марк. — Тем более что смерть Сажина наступила…

— Да, кстати! А когда же наступила смерть этого парня? — быстро спросил Грушин.

— Ночью, приблизительно между часом и тремя.

— Значит, это точно не они. Не стали бы они дожидаться, пока их увидят на месте преступления! Думаю, моя защита будет строиться именно на этом.

Рита взглянула на него и с трудом скрыла усмешку.

— Ну что, чаю или кофе? — спросила она, убирая со стола тарелки.

— Знаешь, Машенька, хоть отпуск свой я отгулял всего два месяца тому назад, но уже устал. Вот чувствую — устал. — Виноградов Николай Петрович, следователь прокуратуры, стоял у окна и смотрел, как дождь поливает улицу. И вокруг такая мгла, тоска, и так не хочется выходить из теплого светлого дома, где на столе — его любимые пирожки, заваренный чай и жена рядом, чувствует ее присутствие, он радуется тому, что она у него есть, такая родная, все понимающая.

— Коля, ты знаешь мое мнение. — Маша, невысокая худенькая женщина в домашних брюках и мужского покроя рубашке, подошла к мужу сзади и обняла его. — У тебя очень тяжелая работа, она требует постоянного напряжения — и умственного, и физического. Да что я говорю, мы оба это понимаем! Так брось ее, займись чем-нибудь другим.

— Чем? Вообще-то один приятель звал меня в частный сыск, но там, кажется, будет еще тяжелее и сложнее. Правда, и платить там будут больше. Даже и не знаю, что делать.

— У меня хорошая зарплата, — робко проговорила Маша. — Ты же отлично понимаешь, что с голоду мы не умрем. Другое дело, что тебе нравится твоя работа, она интересная, не то что у меня — сплошные финансовые отчеты, арбитражные суды, выколачивание долгов.

— Честно говоря, у меня весь запал уже прошел, моя работа давно не кажется мне очень интересной. Больше того, мне все чаще кажется, что жизнь проходит мимо. Ты уже сколько раз звала меня отдохнуть за границу.

— Ты в последний момент отказался от Италии, Венеции, — напомнила с горьким укором жена.

— А ты-то почему не поехала одна?

— И что мне там делать без тебя? Думаешь, мне приятно ходить повсюду одной, спать в отелях, есть в ресторанах, зная, что ты здесь, тоже один, скучаешь… Или я ошибаюсь?

— Вот и я о том же. Говорю ведь — жизнь проходит мимо. И самое главное, я чувствую, что словно отравлен этой… другой жизнью: преступлениями, убийствами, трупами. Вот вы, обыкновенные люди, я имею в виду — не связанные профессионально с подобными негативными явлениями, живете куда более спокойно, не думая о том, что повсюду полно убийц. А я вижу их каждый день: допрашиваю таких сволочей, негодяев, просто зверей!

— Вот для контраста и поехал бы со мной в Италию! Окунулся бы совершенно в другую жизнь, напитался бы красотой, теплым солнцем. Думаю, ты воспрял бы духом, да и мысли твои, быть может, потекли бы в другом направлении.

— Думаешь, я уволился бы?

— Кто знает. Я понимаю, о чем ты.

— Правильно. Если все мы уволимся, то кто же останется ловить преступников?

— Тоже правильно. Ты — мужчина, тебе и решать. Я никогда не стану на тебя давить. Другое дело, если ты чувствуешь, что тебе плохо, на душе кошки скребут, и ты не хочешь идти на работу. Так найди способ, чтобы остаться дома. Возьми больничный, к примеру.

— Это как? Симулировать какую-нибудь болезнь?

— Коля! Не знаю, что сказать, решай сам.

— Давай еще немного подкрепимся, а?

Они вернулись к столу, Николай Петрович съел три пирожка с мясом, выпил большой бокал сладкого чая. Маша, сидя напротив мужа, смотрела, как он ест, и жалела его.

За окном, несмотря на раннее утро, стало совсем темно и мерный звук дождя навевал тоскливую скуку.

— Может, музыку включить?

— Что толку, если мне через двадцать минут уже выходить? — вздохнул Виноградов. — Но все равно включи. Какой-нибудь вальс.

На сердце было так нехорошо, да и тело, словно помимо его воли, заленилось, стало вялым, непослушным. Даже из-за стола вставать не хотелось.

— Правда, Маша, что-то мне не по себе. Может, я заболел?

— Говорю же, не хочешь идти на работу — не иди. Послушайся своего организма.

Виноградов вздохнул и отправился одеваться. Вышел из спальни под музыку вальса, обнял жену, поцеловал ее, потом еще раз.

— Представляешь, у меня такое дело! Две девицы убили мужчину, думаю, он был любовником либо обеих, либо одной из них. Разыграли Марка Садовникова, помнишь, я рассказывал тебе о нем, хороший такой мужик, тоже следователь.