Польшу стирали с карты мира. Поляки черпали силы в словах своего национального гимна:

       Еще не потеряна Польша, Пока мы живы.

Янина и Генри были уверены, что их страна возродится. Это еще не конец.

Глава 3

Террор во Львове

Скриками ужаса молодые женщины бежали по улицам Львова. Их ловили, срывали с них одежду и избивали. Мужчин волокли по мостовой и били камнями. Сотни людей гибли в кровавой лихорадке. Это были евреи, и их убивали собственные соседи. Было 30 июня 1941 года; немецкие войска только что взяли город.

За восемь дней до момента объявления Германией войны Советскому Союзу украинские националисты готовились излить свой гнев на советских притеснителей. Обнаружив в тюрьме НКВД во Львове полторы тысячи трупов, они пришли в еще большую ярость. Но, поскольку добраться до советского руководства было невозможно, украинские полицаи избрали евреев в качестве козлов отпущения, хотя многие из убитых заключенных тоже были евреями. Бойня продолжалась два дня, пока 2 июля немецкие военные власти не вмешались и не восстановили порядок. К тому времени более тысячи (по некоторым подсчетам, до четырех тысяч) евреев было убито[36].

Затем в город прибыло подразделение одной из эсэсовских айнзацгрупп. Это были знаменитые эскадроны смерти из германской полиции безопасности и СД, обеспечивавшей безопасность за линией фронта во время военных операций. Полиция безопасности, состоявшая из гестапо и криминальной полиции, являлась государственным органом, в то время как СД (Sicherheitsdienst) была разведывательной службой СС (Schutzstaffel), вооруженным отрядом безопасности нацистской партии, но они объединились под общим командованием в начале Второй мировой войны. Одной из задач айнзацгрупп на захваченных советских территориях была ликвидация «юдо-большевизма» (так нацисты называли коммунизм) путем массовых казней коммунистов, интеллигенции и, прежде всего, евреев[37].

Янина и Генри не увидели первых украинских погромов, поскольку квартал близ университета, где они жили, был преимущественно нееврейским. Однако спустя двое суток после прибытия в город айнзацкоманды ее представители ворвались в квартиры двух десятков ведущих университетских профессоров, преимущественно поляков. Немцы арестовывали не только преподавателей, но и членов их семей, и даже прислугу. К концу следующего дня практически все были мертвы – расстреляны в массовых могилах на холмах над городом[38]. Среди жертв были трое математиков, которых Янина знала и искренне уважала.

Убийства евреев тоже продолжались, хотя под руководством СС украинские полицаи проводили их более упорядоченно и организованно. Со 2 по 5 июля полицаи сгоняли всех еврейских мужчин на стадион, где их избивали и пытали. Далее евреев строем провели до леса на окраине города, где, при помощи украинцев, эсэсовцы их расстреляли. Айнзацкоманда не вела точных подсчетов числа жертв, но предположительно их было от 2500 до 3000 человек[39].

Вермахт – германские вооруженные силы – установил во Львове военное правление, переименовав его в Лемберг. На все значимые посты комендант города назначил этнических украинцев. Хотя по нацистской идеологии все славяне, включая украинцев, считались людьми низшего сорта, немцы не хуже Советов умели играть на этнических противоречиях. Вермахт организовал вооруженные отряды ОУН, которые прошли по Восточной Галиции вместе с немецкими войсками. При поддержке немцев украинские националисты призывали своих соотечественников захватывать города и деревни и мстить своим врагам, особенно евреям и полякам. Но, несмотря на ожидания ОУН, нацистское правительство в Германии не собиралось давать украинцам независимость. После того как ОУН попыталась провозгласить украинскую государственность во Львове, ее лидеры немедленно оказались в концентрационном лагере Заксенхаузен[40].

Один из первых указов военной администрации гласил, что все евреи в возрасте от четырнадцати до шестидесяти лет должны носить нарукавную повязку со звездой Давида. Для СС и украинских полицаев это упрощало задачу поиска жертв[41]. Янина с грустью смотрела, как ее друзья, состоявшие в смешанных браках, метались между двух огней. Некоторые разводились, чтобы супруг-нееврей мог забрать себе детей в надежде спасти их. Некоторые матери-нееврейки шли на то, чтобы их дети были объявлены незаконнорожденными, поскольку лучше было считаться бастардом, чем иметь отца-еврея. Были у Янины и друзья, которые всю жизнь исповедовали христианство, но по немецким меркам все равно считались евреями. Они могли скрыть свое происхождение от немцев, но не от украинцев. Профессор польской литературы, которого Янина и Генри знали как убежденного католика – его родители перешли в христианство и крестили его при рождении, – после требования носить нарукавную повязку покончил с собой, перерезав вены.

Супруги Мельберг надели повязки и в полной мере испытали на себе гнет нацистских преследований. Новая администрация запрещала евреям владеть радиоприемниками. Когда Янина пошла на приемный пункт, чтобы отдать свой, то обнаружила там длинную очередь других евреев, стоявших на безжалостной июльской жаре. Спустя несколько часов двое вооруженных украинских полицаев провели мимо очереди группу юношей. Внезапно Янина услышала рядом отчаянный женский крик:

– Это мой сын! Они уводят моего сына!

Женщина, стоявшая за ней с радиоприемником в руках, бросила его и побежала за группой. Один из полицаев грубо ее оттолкнул, но она продолжала бежать, моля отпустить ее сына. Тогда другой украинский полицай схватил ее и бил головой о бордюр тротуара, пока она не умерла. Тогда он еще несколько раз пнул мертвое тело и вернулся к своей группе. Янина ничего не могла поделать; она так и стояла в очереди, медленно двигавшейся мимо окровавленного трупа. Подобные сцены в городе уже стали привычными.

Двадцать пятого июля украинские полицаи учинили во Львове новый двухдневный погром. Они являлись к богатым евреям, выволакивали их на улицы, избивали, а потом уводили на расстрел[42]. На этот раз они пришли и в квартал, где жили Генри и Янина. Янина поняла, что опасность близко, когда, выглянув в окно на шум с улицы, увидела украинцев, тащивших по проезжей части еврея – хозяина соседнего дома. Тот упал на колени перед одним из полицаев, в котором Янина узнала дворника из их квартала. Хозяин дома умолял дворника пощадить его, а тот рявкнул:

– Нет! При большевиках ты заявил, что я тебя обокрал. Теперь моя очередь над тобой поглумиться. Я и пальцем не пошевелю, чтобы выручить такую крысу, как ты!

Янина была потрясена. Зачастую, когда дворник подметал улицу, она останавливалась поговорить с ним и обязательно спрашивала, как поживают его дети, которыми он очень гордился. Когда однажды она узнала, что один из детей серьезно болен, то договорилась о лечении для него. Она не могла представить, как любящий отец и дружелюбный сосед,