пешком. От нашего дома до Собора было чуть меньше 10 километров. Если месса начиналась в 11:00, я пускался в путь в 7:00 утра. По дороге я в одиночку пел. Четыре или пять больших фрагментов музыки было достаточно, чтобы дойти до Святого Михаила.

Чтобы песни не кончались слишком быстро, я пел каждый кусок на все голоса, т. е. четырежды: сначала как сопрано, затем как альт, тенор и бас. Петь таким образом мне становилось всё легче. И в баре, в котором я сидел и смотрел на красивую бутылку, я решил для себя, что, когда моя семья узнает хорошую новость, их отношение ко мне изменится.

Вдруг футбольный матч прервался, наступило время новостей. И новость была одна – наша церемония вручения призов. Увидев по телевизору, как я получаю свой чек, я сразу же проверил, до сих пор ли он в моём кармане. Я почувствовал какой-то страх, я увидел, что посетители бара хотят со мной познакомиться. Даже не попросив счёт, я оставил деньги на столе и убежал, как будто за мной кто-то гнался. Я бежал, бежал и остановился только у дома.

Моя мать, мои сёстры и мой маленький братик были дома. Я достал чек из кармана рубашки и положил на стол. «Это мой приз за участие в конкурсе на сочинение национального гимна», – сказал я. Все зааплодировали, а потом внезапно замолчали. Моя мать сказала мне: «Сын мой, сейчас, когда ты стал тем, кем всегда хотел быть, я хотела бы, чтобы ты покинул Кигали и продолжил свою учёбу в Гахини (деревня далеко на востоке Руанды)». Любовь моей матери никогда не проявлялась в объятиях или нежных словах, но всегда – в серьёзности и строгости. Но я-то знал, что она всегда желала мне добра.

В Руанде подобное отношение родителей к детям – особенность культуры. Я уверен, что моя мать так же была воспитана, и ее любили так же. Такова родительская любовь в Руанде. В последующих главах своей книги я попытаюсь поразмышлять о подобном отношении руандийских родителей к детям. Не это ли причина более серьёзных проблем?

Когда моя мать попросила меня поехать учиться в Гахини, у меня уже были амбиции продолжить своё образование в Европе, и это был удобный для меня случай объявить о своем намерении и попросить позволения воспользоваться этим шансом.

Деньги, которые я выиграл в конкурсе на сочинение национального гимна Руанды, пошли на завершение строительства дома, который моя мать начала строить на свою очень маленькую зарплату учительницы. Зарплату, на которую должна была жить семья из 7 человек, поскольку все мы тогда были школьниками.

Я до сих пор не могу понять, каким образом моя мать после геноцида смогла взять на себя такую ответственность и выйти победительницей. Это правда, что Бог всегда был в нашей семье, но моя мама была магическим связующим звеном между Богом и нами. Я бесконечно благодарен ей за любовь к нам! Сделав вклад в строительство нашего первого после геноцида дома, я был очень рад, потому что моя мать тратила много денег на аренду.

Несколько дней спустя после церемонии вручения призов доктор Жозеф Нсенгимана заново связался со мной, чтобы включить меня в новую комиссию, собранную из профессиональных музыкантов. Мы должны были разобрать, нотировать и переработать мелодии, выбранные для национального гимна. Мы убрали первую мелодию, мы превратили ее в то, что сейчас исполняют руандийцы. Честно говоря, я всегда признавал, что не слишком горжусь мелодией, которая получилась, но уж если люди ее полюбили, то и моя неудовлетворенность может утихнуть. Комиссия из 12 человек, возглавляемая доктором Жозефом Нсенгиманой, проехала по стране с целью научить народ новому гимну. 31 декабря 2001 г., когда состоялась первое представление гимна нации, я дирижировал первым исполнением, транслировавшимся по радио.

Моя работа над композицией, сочинением текста, публикацией и распространением нового национального гимна в 2001 году сделала меня известным и приблизила к власти, в частности, к самым высоким лицам государства. В 2003 году они согласились выделить мне стипендию для обучения музыке в Европе. Президент Кагаме при личной встрече несколькими годами позже признался мне, что именно он был тем, кто отдал это распоряжение. Когда тебе 22 года, такая стипендия значит очень много. Она символизировала для меня признание моих артистических усилий, которые я с самого детства прилагал бескорыстно, служа Церкви и своей стране. Я не перестану никогда благодарить Президента и его правительство за предоставленную возможность.

4. Руандийская диаспора в Европе. Новая среда, которую нужно было осваивать

В 2003 году, когда я прибыл в Европу для обучения в консерватории, я был впечатлён, насколько огромным оказалось руандийское сообщество в Бельгии. Сообщество это очень четко делилось на две части.

Во-первых, те, кто опасались сегодняшнего политического режима Руанды. Большая часть этих руандийцев прибыли в Европу в годы, последовавшие за геноцидом – 1995, 1996, 1997, через Конго, Кот-д’Ивуар, Камерун и Бенин. Они хорошо устроились, большая часть натурализовалась как бельгийцы. Эта часть руандийцев, преимущественно хуту, очень любила мои церковные песнопения. Прибыв в Европу, я был приятно удивлён тем, что у многих из них есть мои кассеты.

Они часто приглашали меня играть мессы во время крещения, венчания или реквием, когда были чьи-то похороны. Я играл для них со страстью, я встречал молодых руандийцев моего возраста, которые интересовались тем, что происходит в стране, как дела в Кигали после всех этих лет.

Я хвалил Президента Кагаме и Руанду. Многие потом называли меня «духовным чадом Кагаме», а многие подозревали, что я приехал как шпион. Это меня удручало, я не мог понять, почему этим людям не нравится РПФ, который «остановил геноцид, возродил страну экономически и социально»… После мессы бывали моменты, когда мы собирались за бокалом, и я много спорил с молодыми людьми моего возраста. Некоторые избегали меня, но я всё-таки нашел и друзей, и подруг. Они научили меня некоторым крепким современным французским выражениям, и хотя я едва понимал их акцент, я многому научился от своих новых друзей.

Однажды, когда мы говорили о Руанде, кто-то откровенно рассказал, как РПФ убивал их близких после геноцида. Я не хотел в это верить, потому что в тот момент я считал РПФ спасителями. Но когда я вспомнил, как я хотел отомстить за своего отца, я сказал себе, что возможно среди некоторых военных РПФ Инкотани тоже зародилось подобное желание и они, в отличие от меня, его осуществили. Я был очень тронут страданиями моих