Ледников вздохнул:

— Видите ли, Лера, меня не интересуют очень большие деньги. Потому что это обуза, которую я не хочу взваливать на себя. Я обойдусь деньгами, которые позволяют мне жить так, как я хочу, не тратя на них свои умственные и душевные силы. Вам лучше всего обратиться в испанскую полицию. Там люди решительные и умеющие действовать.

Лера вздохнула:

— Я понимаю… Скажите, а я не могла бы попросить вас о, так сказать, разовой помощи?

— Кого-то замочить? — засмеялся Ледников.

— Нет.

— Значит, разузнать, что это за серьезные люди пожаловали к вам за своей долей наследства Муромского?

— Я о другом. Вы сами сказали, что за сеньорой Морьентес стоит государство. Я подумала, а может, и наше любезное отечество заинтересуется ситуацией с деньгами Муромского? Все-таки мы с Рафой — граждане России. И могли бы перевести отсуженные деньги на родину. Тем более, значительная часть денег Муромского, как вы сами знаете, когда-то принадлежали российскому бюджету.

Ледников невольно восхитился столь изящному ходу мысли. Девушка способна на многое и ничего не боится. Кто знает, хорошо это или плохо, но, судя по всему, сражаться за деньги она будет до конца, до последнего вздоха. К тому же, она-то уверена, что в деньгах Муромского значительная часть — деньги ее несчастного отца, смерть которого была слишком подозрительной и слишком выгодной Муромскому…

— Какое я имею отношение к российскому государству? — пожал он плечами. — Я давно уже не госслужащий.

— Я подумала… Сейчас в Испании находятся представители нашей прокуратуры в связи с процессом над мафией. Может быть, вы скажете им о ситуации в связи с нашим делом? Почему бы им не заявить, что они следят за ним и готовы помогать своим гражданам?

— То есть вам с Рафой?

— Да, нам, гражданам России. Я не могу сама встретиться с ними, а вам ничего не мешает это сделать. Вы сами работали в прокуратуре, ваш отец…

— Стоп, девушка, — резко перебил ее Ледников. — Забудьте про моего отца. И даже не вспоминайте о его существовании. Никогда. Вы как-то очень легко распоряжаетесь людьми, вам не кажется?

— Извините. Я не хотела. Но поймите, я в отчаянии! Я боюсь. За себя, за Рафу… Боюсь, понимаете! До отчаяния, до тошноты!

— Откажитесь от денег Муромского, от суда. И спите спокойно.

— Я уже не могу!

— Не хочется напоминать вам о жадности, которая губит…

— Вы не понимаете! Дело уже не только во мне. Мне не дадут!

— Что вам не дадут?

— Они, эти люди, не дадут мне выйти из процесса, неужели вы не понимаете?!.. Меня или убьют, или заставят продолжать силой, а убьют потом. Как вы не понимаете? Валентин Константинович, вы же все понимаете!

Она стояла у окна, поднеся руку к горлу, словно пытаясь сдержать рыдания.

— Извините, мне не надо было приходить… Мне пора, а то они могут обнаружить мое отсутствие и тогда…

И она исчезла. Так же неожиданно, как появилась.

Глава 5

Andar a monte

Идти горой (пойти по плохой дорожке)

Проснувшись с гудящей от бессонной ночи головой, Ледников тут же отправился на пляж, рассчитывая, что морская вода подействует целительно, и плавал долго, до полного изнеможения. Чашка кофе в баре окончательно привела его в нормальное состояние. Отец с матерью отправились рано поутру на какую-то экскурсию, когда они вернутся, было неясно. Можно предаться блаженному чувству одиночества…

Обедать он решил у себя — в холодильнике были какие-то мороженые штуки, до которых у него еще не доходили руки. И вот теперь можно было ознакомиться с запасами, оставленными еще месяц назад Тимофеем. Зная его вкусы, он мог рассчитывать если уж не на омаров, то на креветки или кальмаров. А на худой конец пиццу с морепродуктами.

Ледников брел под уже всерьез раскалившимся солнцем по пустынной дороге в шлепанцах и драных джинсах, майку нес в руке. Вдруг рядом с ним совершенно по-киношному затормозил белый «мерседес». Дверца распахнулась, из машины высунулся человек в тончайшем белом костюме и белой же шляпе.

— Валентин Константинович! — радостно прокричал он. — Какими судьбами в Испании?.. Какая встреча! Садитесь, подвезу. — У человека был странно маленький ротик, похожий на куриную гузку. И он носил чудную фамилию Келлер.

— Да мне тут недалеко, как-нибудь дотопаю, — стал отнекиваться Ледников.

Ясно было, однако, что разговор с Келлером неизбежен. Как ясно было, что и появился он тут вовсе не случайно. Ледников даже глянул по сторонам — не сопровождает ли Келлера парочка мордоворотов для придания его предложению большей убедительности. Но вроде бы никого поблизости не было.

— Господи, Валентин Константинович, что же мы с вами как неродные? — засмеялся Келлер. — Встретились в каком-то испанском захолустье двое русских и вместо того, чтобы от радости при виде своего человечка пропустить по графинчику доброго испанского вина, начинают препираться!..

— Ну, отчего же не пропустить? Пропустить можно, — не стал спорить Ледников. — Места знаете? А то я тут еще не осмотрелся.

— Знаем, знаем мы тут хорошие места! Уж чего-чего, а это…

— А как там с дресс-кодом?

Ледников с сомнением оглядел свой наряд.

— Нормально там с дресс-кодом, — замахал руками Келлер. — Там такой дресс-код, что скорее меня в моей шляпе не пустят, а вы просто идеально подходите.

— Ну, раз так…

Ледников уселся рядом с Келлером в прохладный салон. Когда тронулись, спросил:

— Так что за местечко-то? Чем кормят?

— Офигительной паэльей. Офигительной! Хозяин готовит ее сам на открытом огне в огромном медном тазу на глазах посетителей. Так что все без обмана — натурпродукт!

Келлер взглянул на свой золотой «Патек» и сообщил:

— Как раз через полчаса начнется раздача готового блюда, так что мы успеваем вовремя.

— Там что все по расписанию?

— Строго. Строго по расписанию. Каждый день. Все как в аптеке. Ни минутой раньше, ни минутой позже.

Аркадий Келлер был адвокатом, но не обычным. Он был адвокатом потомственным и, можно сказать, родовитым. Ледников был не просто знаком с ним. Они вместе учились на юрфаке, правда, не дружили да и компании водили разные. А потом Ледников столкнулся с Келлером во время расследования одного жутковатого дела, которое он, а в то время еще молодой специалист, вел при оперативной поддержке тоже еще молодого опера Сереги Прядко, который теперь вырос до подполковника милиции и, судя по всему, будет расти еще выше.

А тогда несколько дней стояло настоящее бабье лето, и было к тому же воскресение. Непривычно малолюдная и маломашинная по этому случаю Москва