шумно потягивая горячий борщ, строго отозвался дядя и пригрозил: — А сунутся во двор, прибью!

— А сегодня цыплята в сеннике лупились, — продолжала тетя. — Смешные такие! Прыгают с высоты с крыши и не разбиваются! Плюхаются, как мячики, поднимаются и бегут.

— Сколько штук? — спросил дядя, отрывая большой ломоть хлеба.

— Семеро.

— Не уследит.

— Да, — согласилась тетя. — Надо с другой квочкой поделить.

Покончив с борщом, Далиир принялся за свиную колбасу и картошку. Язар пропустил второе блюдо и сразу перешел к чаю с ватрушками.

— А я сегодня… — попытался он поделиться новостью.

— Мурзик! — вдруг воскликнул Далиир.

Все взгляды сразу опустились вниз. К нему ластился молодой рыжий кот с короткими вислыми ушами.

— Дай ему колбасы, — предложила тетя.

Далиир посмотрел на нее сердито.

— Иля! Ты и так ему всю печенку скормила!

— Ты такое не ешь.

— Так потому и не ем, что ее нет!

Мурзик запрыгнул на свой любимый и единственный в кухне обитый ватой мягкий стул и с любопытством, шевеля усами, стал рассматривать содержимое стола.

Несмотря на протесты мужа, Ильга отрезала колбасы, наклонилась к Мурзику и поднесла угощение к самому его рту.

— Ешь, котя, ешь, — ласково приговаривала она.

Мурзик осторожно полизал подношение, маленький кусочек съел, но от остальной части отказался. Тогда тетя открыла дверь, за которой все это время стоял и скребся большой черный лохматый и курчавый пес, и кинула ему недоеденную часть. Пес лязгнул зубами, поймав кусочек колбасы и, не жуя, проглотил. Одурманенный запахом кухни, он переступил порог и начал водить носом, принюхиваясь, в надежде отыскать еще лакомств.

— Мард, выходи, наследишь тут! — приказала тетя, подпихивая пса ногой к выходу. Однако тот не слушался. — Далиш, рявкни на него!

— Мард, вышел! — рявкнул Далиир.

Пес понурил голову и, цокая когтями по деревянному полу, вышел за дверь. Лязгнул дверной замок, на мгновение в кухне водворилась тишина.

— Ну, Язар, рассказывай, — ободряюще обратился дядя к племяннику.

Тот уже успел озвучить историю мысленно, речь его не была сбивчивой, он не спешил. Ильга слушала нетерпеливо: нервно перекладывала руки на столе, поочередно подпирая ими голову, покусывала пальцы, сопровождала рассказ восторженными восклицаниями, изумленно разглядывала глаза альва и то и дело качала головой.

— Ого! Ничего себе! — выдохнула она, когда Язар закончил.

— Только молчком, — распорядился Далиир. — Никому.

— Да, — согласилась она. — Никому говорить нельзя.

— Даже Балику и Раваше? — уточнил Язар.

— Что знают дети, знает и мать, — важно заметил Далиир. — Что знает их мамка, знает и баба. А что знает баба Нара, знает все село. Набегут тогда этезианские. Не то, что иглы в стогу, самого сена не останется: все сметут подчистую!

Жители Этезии обладали дурной славой. Согласно расхожей поговорке они воровали, находясь в нужде, и воровали вдвойне, когда стяжали богатства. Страстные к жизни они расселялись по всему Семарду, далеко за пределами своего королевства, а их угольные волосы и хмурые смуглые лица передавались потомкам, которые уже не помнили родных мест и родного языка. Иные народы считали этезианцев стервятниками, иные чумой, способной заразить весь человеческий род. И даже самый благородный и добронравный этезианец полагался родителями невесты нежелательной парой.

— Да они и не этезианские, — робко возразила Ильга, понимая, о ком говорит ее муж. — Пусть отец их этезианец, зато мать бризарка, и они бризарцы, как и мы.

— Этезианцы, — категорично перебил Далиир, принимаясь за ватрушки. — Чтоб ноги их тут больше не было.

— Они и не приходят давно, — задумчиво отозвалась Ильга, и в голосе ее прозвучала грусть.

Этезианские дети жили на соседней улице. Отец их давно бросил, матери домом служил лазарет в Грушевнике. Добросердечная Ильга принимала и кормила их у себя с радостью, они в благодарность помогали ей по хозяйству. Но Далиир не привечал чужаков, и когда дети подросли, счел, что они уже способны прокормить себя, а нет — так и тогда это не его забота.

— А вы будете моей новой мамой, когда моя мама умрет? — с надеждой спросила как-то этезианская девочка Ильгу.

— Ты так не говори никогда, — строго возразила тогда Ильга. — Мама твоя скоро поправится и вернется к вам.

И она оказалась права. Женщина оправилась, вернулась в дом и настрого запретила детям ходить по гостям. Лишь однажды за минувший год, проходя по соседской улице, Ильга увидела ее дочь. Девочка так торопилась ее приветствовать, что оступилась и растянулась на земле.

— Какие черные! — продолжала изумляться Ильга, поочередно рассматривая глаза альва перед светом лампадки. — Далиш, они, наверное, магические?

— Просто темные, — отмахнулся он и обратился к Язару. — Ты их спрячь хорошенько вместе с письмом. Прежде коров отпасем, а там поедем в Грушевник.

Язар так и застыл с куском ватрушки в руке, не донеся ее до рта. Ему уже представлялось, как неожиданная находка окунет его с головой в бурные воды приключений, он поплывет, увлеченный стремниной событий. А когда его наконец выбросит на берег новой жизни, он будет окроплен яркими не тлеющими воспоминаниями.

— Я могу сбегать в город, — вызвался он. — Всего восемнадцать верст. И запрягать не надо.

— Такую загадку, Яз, наскоком не разрешить, — дал укорот ему дядя. — Я сомневаюсь, что язык альвов знает кто-то в Грушевнике. Хорошо если нам дадут подсказку, где найти толмача, и тогда уже нам предстоит совсем иная, куда более длинная дорога.

Язар понурил голову, совсем как недавно это сделал Мард. Каждая корова добавляла хозяевам один день к пастьбе всего стада. Ильга держал трех коров, семья Сусарда двух. И сегодня они отпасли только первый день из пяти.

Неожиданно потемнело. Только сквозь раскрытое окно в кухню проникал бледный свет Луны.

— Иля, ты почему за маслом в лампадке не следишь? — упрекнул ее Далиир.

— Да ведь я только сегодня подливала. Или это было вчера… — она смутилась. — Забыла, наверное.

На другой день как погнали коров, Далиир шепнул Язару:

— Будь со стороны полей, к лесу не приближайся.

Еще до обеда Белка рванула в чащу. Старику Сусарду пришлось гнаться за ней больше версты, однако он прежде выполнил свой пастушеский долг и только затем поделился открытием с пастухами.

И Далиир и Язар при виде грифона изобразили удивление.

— А ну, Яз, сбегай в село, расскажи бабе Наре, — распорядился Сусард.

К вечеру о грифоне знал весь Винник. Отложив неотложные дела, посмотреть на чудесное создание приходили целыми семьями. Поползли слухи, будто грифона подстрелили охотники. Прежде чем умереть, он улетел далеко от тех мест, потому его и не отыскали. Предполагали, он мог схватиться с другим грифоном или иным могучим существом. Один ребенок высказал и вовсе фантастическое утверждение.

— Я знаю, знаю! — закричал