Мама постоянно повторяла, как сильно хочет, чтобы у нас было счастливое детство – счастливее, чем было у нее. Иногда она спрашивала, счастливы ли мы, и мы всегда отвечали – «да». И тем не менее она сожалела, что не может дать нам большего. Ей нравилось говорить о днях, которые когда-нибудь настанут. Когда-нибудь у нас будет дом с бассейном и мы научимся ездить верхом. Когда-нибудь мы купим шикарные блестящие платья, какие показывают по телевизору. Когда-нибудь мы все вместе поедем в Калифорнию и увидим океан.

Мы любили воображать себе наше идеальное путешествие. Мама говорила, что шелест волн прекрасней стука колес летящего сквозь ночь поезда, прекрасней шума дождя и треска огня. Мы представляли, что у нас есть деньги, как выезжаем на дорогу I-40 и отправляемся в путь. Останавливаемся у кафе Arby’s и заказываем сэндвичи с «жареной зверятиной»[24]– мы зовем их так, посмотрев фильм «Гринч – похититель Рождества». Снимаем номер в отеле и всю ночь напролет смотрим кино и пьем содовую со льдом, а на следующий день едем туда, где земля встречается с водой.

Но в итоге, мама отправилась на океан без нас.

– Мне нужно ненадолго уехать, – плакала она. – Я не могу здесь больше находиться.

Она обняла меня, но я оцепенела в ее руках. Мне хотелось сказать ей, что она нарушает обещание. Что мы должны поехать вместе. Думать об этом было уже поздно, но меня все равно мучил вопрос: почему она хотя бы не предложила взять меня с собой? Она сказала, что рана на ее сердце должна зажить, а голова просветлеть. И тогда она вернется. Вот только не уточнила – когда.

Теперь мама для меня – лишь голос в трубке. Пару часов назад она звонила мне домой к тете Эми.

– Привет, Лорел. Как ты, милая?

– Нормально. А ты? – Я попыталась представить, где она, но видела в голове лишь выцветшую открытку с тянущимися ввысь, к бледно-голубому небу, тонкими пальмами.

– Я тоже. Я скучаю по тебе.

Она шмыгнула носом, и все мое тело напряглось. Я взмолилась про себя: не плачь, не плачь! Ненавижу, когда мама плачет. Мэй знала, как ее утешить, а я – нет.

– И я по тебе скучаю.

– Как дела в школе? Чем сегодня занималась?

– Как обычно. Училась.

– Ты с кем-нибудь подружилась?

– М-м-хм.

– Это хорошо. Я рада за тебя.

Последовало долгое молчание. Я не знала, что еще ей сказать.

– Мам, мне нужно идти. У меня много домашней работы.

– Ладно. Я тебя люблю.

– Я тебя тоже.

Я повесила трубку, и мама снова исчезла в том краю, где волны омывают подножия пальм.

Джуди, я читала, что вашим первым воспоминанием были звуки музыки, заполняющей дом. Но однажды музыка выскользнула на улицу в окно, и вам пришлось всю жизнь ее догонять.

Искренне ваша,

Лорел

Я пишу вам по важному поводу, по какому – сейчас объясню. Когда я вчера подошла к нашему обеденному столу, Ханна говорила с одним из футболистов, а Натали допивала из пакетика остатки сока, не интересуясь происходящим. Я села на край скамейки, поискала взглядом Ская и нашла его макушку среди голов столпившихся старшеклассников. Он не заметил меня, поэтому я снова повернулась к столу, раздумывая, стоит ли мне развернуть свои сэндвичи при всех. Затем Ханна засмеялась, и я краем глаза увидела, что она словно бы случайно, но при этом слишком медленно, коснулась руки Натали. Та судорожно вздохнула и на секунду прикрыла глаза.

– Идем на аллею, – внезапно прервала Натали разговор Ханны с парнем.

Я забеспокоилась, что они оставят меня одну и мне придется идти к забору, однако Натали посмотрела на меня и позвала:

– Идем же!

И я пошла за ними.

На аллее все курят сигареты и кое-что крепче, если хватает на это духу или если курящий – выпускник.

Оказалось, Натали встретила старшеклассника Тристана на уроке рисования. Он пообещал купить ей гвоздики и познакомить со своей девушкой – Кристен. Увидев их вместе, вы сразу поймете, что они безумно друг в друга влюблены. Кристен носит цветочные юбки в пол, и у нее длиннющие, до самых бедер, волосы, которые, кажется, никогда не распутаешь. У нее нежное и экзотичное лицо. Она тихо говорит, и ее голос хрипловат, но мелодичен. У Тристана тоже длинные волосы, но на этом их сходство заканчивается. Он весь какой-то угловатый и носит рваную одежду с нашивками разных групп: Ramones, Guns N’ Roses и The Killers. Его энергия бьет через край. Он все время болтает, болтает, болтает и, что бы ни сказал, обращается за подтверждением к Кристен: «Да, детка?». И Кристен кивает, даже не поднимая на него глаз.

Наше знакомство прошло легко и просто. Тристан вручил Натали букет гвоздик и, воскликнув: Hola Chiquitita![26], поцеловал сначала руку Ханны, а потом – мою.

– Кто эти красотули, которым ты предложила прогуляться по аллее курильщиков? – Не успели мы ответить, как он развернулся к Кристен. – Похоже, мы нашли потерянных детишек, да, детка? Ты готова их удочерить?

Затем Тристан достал из кармана штанов гигантскую кухонную зажигалку и поджег наши гвоздики такой струей пламени, что она чуть не коснулась моей макушки.

Меня заинтересовали его нашивки. Одна из них пересекала грудь, и на ней ярко-красными буквами было написано: SLASH. Тристан заметил, что я разглядываю ее.

– «Слэш» – это группа такая? – спросила я.

Он засмеялся.

– Это ведущий гитарист группы Guns N’ Roses. Великой рок-группы. Похоже, надо заняться твоим просвещением.

Мое лицо вспыхнуло.

– Не кисни, – тут же успокоил меня Тристан, – ты совсем юна, так что еще не поздно все узнать. Готова? Урок первый. Цитирую самого Слэша: «Быть рок-звездой – это стоять на жизненном пути в точке, где пересекаются тот, кто ты есть, с тем, кем ты хочешь быть».

– Значит, ты хочешь ею быть? – спросила я.

Тристан посмотрел на меня в замешательстве.

– Рок-звездой? – пояснила я.

Он снова засмеялся, только в этот раз как-то принужденно, словно я задала ему трудный вопрос, на который он не хочет отвечать.

– Ну, ты и выглядишь так, – добавила я.

Кристен мои слова не разозлили, как и то, что он поцеловал нам с Ханной руку. Наверное, они так сильно любят друг друга, что для ревности просто нет места. Она почти не смотрела на нас и закурила вторую сигарету. Я улыбнулась, желая понравиться ей. Желая понравиться им обоим. Мне так сильно этого хотелось, что жгло глаза и перехватывало горло.