Для соблюдения хронологии событий возвращаемся к воспоминаниям Ивана Смолякова.

01 ч. 45 мин. «…Восстановили УКВ радиосвязь. Повторно доложил всю обстановку ОД флота, попросил оповестить начальника штаба эскадры контр-адмирала Никольского (врио командира эскадры — командир эскадры был в отпуске). По переговорной трубе передал приказание на ГКП корабля: "Командиру БЧ-2, командирам башен и батарей лично проверить погреба боезапаса ”. Вскоре командир БЧ-2 доложил, что в погребах сухо, боезапас в порядке…

02 ч. 20 мин. Через некоторое время меня вызвал на ют Никольский, прибывший на корабль, и приказал, как флагарту эскадры, лично проверить артпогреба носовых башен главного калибра. Оставил помощника на УКВ-радиосвязи в рубке и отправился выполнять приказание. В первую башню не попасть — ее барбет полностью в воде, так как корабль уже получил значительный дифферент на нос (в итальянских башнях вход снизу через барбет, а не через броневую дверь в задней стенке башни, как в отечественной артиллерии). Спустился на броневую палубу и проник в верхнее перегрузочное снарядное отделение. Оно полузатопленно, но снаряды стоят целыми и невредимыми. На броневой палубе вода доходила уже до верха комингсов люков погребов. Люки открыты. Кричу в зарядный погреб: "Есть кто живой в погребах? ” Через некоторое время получаю ответ: "Есть, матрос такой-то ”. Спрашиваю, что творится в погребе. Он мне отвечает, что в погребе сухо, заряды в порядке (то есть вода подступала сверху, через броневую палубу, но погреба еще не заливало. — Б.Н.). Даю ему приказание: "Выходи наверх". Отвечает: "Не могу, старшина команды приказал мне оставаться в погребе, в случае поступления воды конопатить швы ”. Кричу ему: “Я, флагарт эскадры, капитан 2-го ранга… приказываю выйти наверх!” Только после этого матрос вылез ко мне. Жаль, не запомнил его фамилию, не знаю, уцелел ли он. Рядовой матрос, а какая ответственность! Гибнет, а приказание всего лишь старшины команды неукоснительно выполняет! И таких примеров высокой ответственности экипажа было множество…»

Для того чтобы, сохраняя хронологию событий, отслеживать фактическую обстановку в местах, где предпринимались реальные действия, направленные на спасение корабля, дадим слово бывшему командиру СС «Карабах» ветерану флота Ко- валюкову:

«…Днем 28 октября на траверзе Стрелецкой бухты “Карабах ” подошел к линкору, на котором затопили одну из шахт и устроили имитацию пожара. Мы отрабатывали спасение большого корабля, ничуть не подозревая, что очень скоро нам придется повторять все это здесь, но уже всерьез — не на жизнь, а на смерть.

Вечером 28 октября “Карабах ” стоял у Телефонной стенки, принимал воду, а я отправился домой, сюда вот, — на Керченскую. Ночью прибегает мой мичман и кричит, задыхаясь: “Взорвался!” И за сердце рукой хватается. “Кто взорвался? ” — "Новороссийск ”.

Оделся я в минуту, а тут Кулагин, начальник АСС, на “виллисе” подкатывает, и мы прямо на Телефонку. “Карабах” стоял в часовой готовности, но уложились раньше, снялись и подошли к линкору. Стоял он, сильно просев носом, однако палуба была еще над поверхностью воды. С корабля свозили раненых…

02 ч. 50 мин. Мы встали под правой скулой у пробоины. Командую:

— Водолаза в воду!

Пошел водолаз. Дали ему свет.

— Дошел?

— Дошел.

Я взял микрофон.

— Что ты, Вася, видишь?

— Товарищ командир, пробоина!

— Какая?

— Если без мачт и без труб, то "Карабах ” наш войдет.

— Куда загнуты края?

— Вовнутрь.

Доложил об этом Кулагину, тот — командующему флотом вице-адмиралу Пархоменко. Пархоменко стоял на юте, хотя его место было, как требует того Корабельный устав и здравый смысл, на ГКП. Ведь именно туда стекаются все телефонные доклады и именно оттуда опять же по телефону и трансляции отдаются все приказы и распоряжения. Почему Пархоменко выбрал ют, могу объяснить себе только тем, что с юта до трапа, ведущего на адмиральский катер, рукой подать, да и вообще к берегу поближе. Иначе зачем надо было держать связь с ПЭЖ через посыльных? Ведь это ж все-таки линкор: сто метров туда, сто обратно, да сколько трапов вверх-вниз. Минуты шли только так, а ведь каждая из них — на вес золота. А тут еще начальники прибывают всех мастей и рангов — начальник топливного отдела, начальник минноторпедного управления, несть им числа, и каждый под козырек, каждый с докладом, ну прямо светский прием, черт бы их всех побрал! Одного майора-хозяйственника, который прибыл на линкор миски-ложки пересчитывать, правда, турнули. Ну а в целом-то?!

…Мы высадили аварийную группу вместе с мотопомпой производительностью 100 тонн в час. Но корабль тонул. Тонул все время, ни на минуту не замедляясь! Мостик "Карабаха ” был вровень с верхней палубой линкора, и я хорошо видел все, что на ней происходило. Трос, переброшенный на якорную бочку, крепился на баке линкора за глаголь-гак. У глаголь-гака стоял главстаршина с молотком, чтобы сбить по команде стопорное кольцо, отдать трос и освободить нос для маневра. Он так и не дождался команды, отступил, уходя от заливавшей бак воды…»

Не мог видеть Ковалюков «главстаршину с молотком» на баке линкора, потому как уже в 01 ч. 45 минут эта часть палубы была под водой… А ведь это существенный эпизод, позволявший объективно оценивать своевременность принятия или непринятия исключительно важных решений.

В эмоциональном рассказе Ковалюкова приводится еще немало фактов, требующих пояснений или корректуры… К примеру, становится ясно, что объективную информацию о размерах пробоины, а значит и реальной опасности, грозящей линкору, командующий флотом адмирал Виктор Пархоменко получил не ранее 03 часов ночи, — когда предпринимать какие-то меры по спасению корабля, скажем так, «было несколько поздно».

Ковалюков продолжал свой рассказ: «…Потом прибежал ко мне старпом Хуршудов, остававшийся на линкоре за командира. Передал приказание Пархоменко:

— Надо завести буксир и подготовиться к буксировке. Подойдет заводской катер с резчиком и обрежет носовой бридель (речь шла о том, чтобы начать буксировку после освобождения линкора от держащей силы якоря и бриделя, заведенного на носовую бочку. —Б.Н.).

Боже ж ты мой, я-то знаю, что такое заводской катер: команда на нем вольнонаемная, попробуй собрать ее ночью по всему городу, когда ни у кого из тех работяг телефонов и в помине не было.

— Доложите командующему, — прошу я Хуршудова, — что мой водолаз сварочным агрегатом обрежет бридель тотчас же…»

Последняя информация соответствует истине — именно в это время Хуршудов прибыл на корабль и включился в «процесс»…

«…Жду я, жду, на мое предложение ни ответа, ни привета. Заводской же катер, как я и предполагал, подошел с чудовищным опозданием — к 4 часам утра, то есть за пятнадцать минут до опрокидывания. У меня все время не выходила из головы “Мария ”. Она ведь неподалеку отсюда погибла. Ошибся я только в одном: у “Новороссийска ” в отличие от “Марии ” главные орудийные башни из гнезд не вывалились. А я ведь еще мальчишкой видел, как те башни с “Марии ” поднимали.