в пакетиках, мёд, мармелад!»

«Сань, скажи, а записочки будут,

Чтоб ложить их везде и повсюду?

Только крупные буквы пиши!

Я пылать буду вся, словно печка,

Только ты там ещё и сердечко

И стрелу нарисуй для души!»

К ним Лёнька заглянул, предполагая

Прикинуть с Сашкой месячный навар:

«Санёк, а что за рельса здесь такая

Соединяет флигель и ангар?»

И Сашка разъяснил без лишней позы:

«Да тут вполне понятные дела:

Гостинцы буду Катьке слать, мимозы,

Чтоб у неё романтика была!»

И Лёня подсказал: «Уж если пламя

Большой любви пошло в тебе гореть,

Возьми и сам с шампанским и цветами

По монорельсу к Катьке и приедь!

Девчата уважают это дело,

Когда рутинный вроде бы процесс

Им душу сверх обычного предела

До облаков возносит, до небес!

Не надо никаких там «сюси-пуси!»

И прочей этой сладкой размазни,

Вперёд, и с песней! Господи Исусе, –

Скажи ему, — спаси и сохрани!

Один изъян у этих революций –

Он в том, что, как бы ни был ты хорош,

Ты можешь так с тележки звездануться,

Что и костей потом не соберёшь!

Держи, Санёк, сцепленье с монорельсом,

Через окно въезжая прямо в рай!

Короче, на хорошее надейся,

Но сам, как говорится, не плошай!

Поскольку так катаются нечасто,

И ты вообще-то нужен нам живой,

Давай застелим мягким пенопластом

Рельеф под этим рельсом, под тобой!»

-25-

«Ну уж нет, никаких пенопластов, –

Саня крикнул, — прорвёмся, и баста!

А насчёт революций ты прав:

Ветер в харю погоды не портит,

Буду сам стартовать!» «Сила — в спорте!», –

Он добавил, меня увидав.

«Да, Серёг, у меня все резоны

Здесь, у нас, на отшибе промзоны

Сольный выход исполнить на «пять»,

На заброшенном этом гектаре,

А тебя попрошу на гитаре

Скрипачу моему подыграть.

Или двум, как пойдёт, есть ребята!»

«Сань, конечно, всегда, для тебя-то!

Я специально возьму ре-мажор!

Я его изучал три недели,

Даже девки вибрацию в теле

Ощущают под мой перебор!».

Он три дня колдовал над тележкой,

И Андрюха, приятель, с усмешкой,

Говорил: «Молодец, что не вплавь!

Что готовишься к важному шагу,

Ты ещё реактивную тягу,

Хвостовой обтекатель поставь!

Дружочка подколоть так между прочим

Мы очень даже любим, стар и мал.

Санёк на гайке был сосредоточен,

И я его прекрасно понимал.

Мне раньше это было всё знакомо, –

К подруге, что меня устала ждать,

С водонапорной башни в стог соломы

Я прыгал с целью смелость показать.

Не то, чтоб я совсем уж промахнулся,

Нет, это значит факты искажать.

И не сказать, что после я рехнулся,

Но явно хуже стал соображать.

Да, Саня прав, что должен быть проверен

Любой мельчайший пунктик и пустяк.

Мне целый стог соломки был подстелен,

И то чего-то там пошло не так.

Но скоро старт, однако. Тут на шару

На дурака попробуй проскочи!

Мы встали по бокам — и я с гитарой,

И нанятые Сашкой скрипачи.

Душа у Сашки прыгала и пела,

И поллитровка вовремя нашлась,

И вот уже тележка заскрипела

И под уклон, под горку понеслась!

И он в итоге выполнил задачу!

Он в Катькин флигель въехал сквозь окно,

Он там все стёкла ей порасхерачил

И парочку плафонов заодно.

Она как раз за спицами сидела,

Вязала там чего-то для него.

Осколок ей вонзился прямо в тело

В районе лба. Но это ничего.

-26-

Вот и первая Сашкина фаза:

Сашка лоб ей лекарством намазал

И, застенчиво глядя в окно,

Он на стул поудобней уселся:

«Разрешите Вам руку и сердце,

И интим предложить заодно!»

И она его к стенке прижала,

Так, что стенка сперва задрожала,

А потом уж и весь кабинет,

И Санёк растерялся немного:

Кать, скажи мне скорей, ради Бога,

Это «да» или всё-таки «нет»?

Но в ответ лишь набор междометий,

Ладно б там «сю-сю-сю» в том ответе,

Там скорей как бы так «бу-бу-бу»,

И Санёк не вполне понимает,

То ли это его обнимают,

То ли мстят за осколок во лбу!

А вот ты́ как считаешь, читатель,

Есть у Сашки надежда? И, кстати,

Твой вердикт — солидарен ты с ним?

Ведь вошёл-то он к ней не в калитку,

Да и факт существует навскидку,

Что она отрицает интим!

Когда б я мог Некрасовым родиться

В далекие года, в другие дни,

Я б написал, что рожь или пшеница

Узнали, как поладили они.

(«Знает только ночь глубокая,

Как поладили они,

Расступись, ты, рожь высокая,

Тайну свято сохрани!»

Н.Некрасов, «Коробейники»)

Я так не напишу. Перезагружен

В мечтах своих и мыслях наш народ,

Любовь теперь не тайна, и к тому же

Пшеница на промзоне не растёт.

А что растёт? Да ничего конкретно,

Какая-то невнятная полынь,

Её тут даже толком не заметно,

Сплошной пустырь, читатель, ты прикинь.

Но есть на белом свете грамотеи,

Что могут свет пролить на молодых,

На ихние забавы и затеи,

На то, как там дела пошли у них!

Известный пролетарский теоретик,

Скончавшийся вожак народных масс,

Во флигеле висел там на портрете –

По виду Энгельс, или даже Маркс.

В связи с таким сюжетным поворотом

Он знает, типа, зорко, мол, гляжу,

Насколько далеко у них зашло там, –

Но он не скажет вам. А я скажу.

Зашло туда, откуда нету ходу,

В субботу свадьба — самое оно!

Мы Катькину глубинную природу

И Сашкину узнали заодно.

Мгновенно, без раздумий, с ходу, с лёту

Делить они решили хлеб и кров,

Не просто абы как, а по расчёту,

И весь расчёт их — только на любовь!

-27-

Мы в субботу засыпали лужи.

И столы у ангара снаружи

В виде клина, точней, буквой «Л»

Укрепили надёжно и прочно.

«Л» — намёк такой ясный и точный

На любовь. Так жених захотел.

Мы окинули взором поляну.

Лёнька хочет попристальней глянуть

На окрестные ямы и рвы,

На убитый промышленный комплекс,

Где растёт, в три погибели сгорбясь,

Что-то серое, вроде травы.

Да, пейзаж, прямо скажем, не очень –

Трансформатор побит, раскурочен.

Корпуса — как пустые гробы.

Тускло, страшно, повеситься впору.

Мужики на бревне у забора

Нас увидев, наморщили лбы:

«Эй, вы кто?» «Мы Серёга и Лёнька».

«Ну и хрен с вами». Молча, тихонько

Чистый спирт они ставят на