Покачав головой, соседка неторопливой походкой направилась через дорогу. А я поймала себя на мысли, что мне нравится этот неспешный уклад жизни, этот воздух и этот поселок.

***

Когда я шарилась по чулану, не обошла вниманием большой черный сундук, часть которого занимали разнообразные склянки. Этикетка хлористого кальция, мелькнувшая среди прочих залежей, всплыла в памяти как нельзя вовремя.

Не мешкая, я влетела в чулан, откинула крышку сундука и выудила из него большой пузырь с белым порошком. Заодно достала равноплечие весы с гирьками.

Я погрузилась в работу, и вскоре были готовы не только три литра питья для буренки, но и отвар ромашки.

Накинув на себя лоснящуюся от грязи и пота куртку Игната, я поспешила к соседке. Та открыла калитку и повела меня в сторону лужайки, на которой стояла понурая корова.

Мы подошли совсем близко, и в нос ударил зловонный запах. Все ее брюхо было в потеках крови, вокруг летали полчища мух.

Корова встрепенулась и повернула голову в нашу сторону. Меня сразу же затопил страх получить копытом в лицо или в грудь. Но она словно поняла, что пришла помощь, и без резких движений подпустила меня к себе, даже хвостом перестала хлестать.

Я смочила в отваре ромашки чистую тряпку и принялась промокать раненую шкуру животного. Пусть ромашка — слабое противовоспалительное, но и она лишней не будет.

— Ну что, Крошка, больше не будешь, как шальная, из хлева выскакивать? — соседка потрепала ее по шее.

Обработав раны, я обратилась к женщине, которая все еще поглаживала свою кормилицу:

— Давайте по пол-литра три раза в день. Можно в ведро с водой наливать, только следите, чтобы она все выпила.

— Знаю-знаю, — закивала она. — И что бы я без тебя делала.

Женщина подняла с травы трехлитровую банку.

— Достойная смена Олимпию Ладиславовичу растет. Так и знай, Настя, я, Матрена, вдова плотника Кузьмы, не верю слухам, и все тут.

— Каким слухам? — мгновенно напряглась я.

— Слухам… про злодея, что в себя темную магию впустил и открыл отсюда портал в Загорье… — замялась на секунду Матрена. — Будто это ты… Не верю! У людей язык без костей, вот они и болтают всякую ерунду.

— Ничего не понимаю, — я схватилась за голову. — Расскажите, что здесь происходит. Я уезжала и все пропустила.

— Полгода назад случилось большое горе. Лес наш любимый, древний магический… стал листья ронять и чахнуть на глазах. Потом магия в накопителях перестала наполняться. Мы от отчаяния и прошение герцогу отправляли, чтобы помог. Ну он магов своих прислал, а толку… Не смогли они нас выручить.

— Дядя говорил про керосин и электричество, — кивнула я.

— Какое там электричество. То есть оно, то нет его.

— Больше никак не пытались вернуть магию?

— Староста ездил к знакомому магу, и тот по секрету сказал, что в нашем селе открылся портал, ведущий в земли загорцев, темных магов. Он вытягивает светлую магию и наполняет нашу низину темной. Его не закрыть. Нам даже предложили отселение, можешь себе такое представить?

— Почему вообще подумали на меня?

— Ни один род, кроме Гатальских, в этих землях магией не владеет. Мы люди простые, а кто зло совершил — маг одаренный. И места он эти знал. Сумел портал спрятать, чтобы его даже маги герцога не нашли.

Я только вздохнула, переваривая новую информацию.

— Настя, ты не переживай. На такое мало кто способен. При всем моем уважении к Олимпию Ладиславовичу… Гатальские — маги средней силы. Жаль, что люди меня не слышат. Никого они не слышат. Заладили, что это внучка Олимпия Ладиславовича сотворила, и все тут.

— Это не я…

— Конечно, не ты, девочка моя. Я же видела, как ты на Крошку смотрела. Глаза у тебя добрые, и сердце теплое, и боль ты чужую понимаешь. А у темных магов сердце мертвое.

Я машинально кивнула, а Матрена направилась к крыльцу.

— Идем, Настя, я отдам тебе вещи Кузьмы. Он у меня в один рост с твоим Игнатом был как раз.

— Зовите меня Асей, — предложила я и перехватила удивленный взгляд Матрены.

— Раньше ты бесилась, когда тебя так называли.

— Многое изменилось, — дернула я плечом и подняла глаза к небу. — Я стала другой.

Глава 6

Гостиная Матрены встретила нас полумраком. Небольшая, с потрепанной бордовой шпалерой на стене, с двумя деревянными лавками и столом. В центре которого стояла вазочка с клубникой, одна пустая чашка да заварочный чайник.

— Вещи в дальней избе, — Матрена сняла галоши и прошла вглубь дома. — Идем.

Я тоже скинула туфли и направилась следом. Сырой пол холодил босые ноги, а в воздухе стоял тяжелый запах сырости. Оно и неудивительно: небольшие оконца в гостиной свет и тепло солнца пропускали неохотно.

Скрипнули дверцы полированного шкафа-купе. Соседка вытащила из его пыльного нутра большой тряпичный узел и положила на диван.

— Это рубахи, — развязывая хвостики покрывала и обнажая стопку одежды, вздохнула она.

А я обратила внимание на руки женщины: сухие, со вздувшимися почерневшими венами и синеватыми ногтями. Пожалуй, надо будет и для нее подобрать зелье из запасов Олимпия Ладиславовича.

Матрена, увлеченная занятием, взяла из стопки голубую с вышивкой рубаху и с нежностью в движениях принялась распрямлять заломы на ткани.

— Эту я на городской ярмарке брала, — пробормотала она едва слышно.

Отложила в мою сторону и потянулась к следующей. Коричневой, с золотистой вышивкой.

— А эту у портного Гаврилы заказывала на именины, тридцать грошей отдала. Кузьма ее только по большим праздникам надевал.

Добавила к синей и потянулась к бежевой рубахе без вышивки.

— А эту Кузьме его сестра