Джад выглядел огорченным.

– Я не хотел пугать вас, Речел… ни вас, ни вашу дочь. Ненужно бояться лесов. Тут есть хорошая тропа: она становится слегка болотистойвесной, и всегда немного грязна… кроме 55 года, когда выдалось самое сухое летона моей памяти… но, черт возьми, тут нет ни ядовитого плюща, ни одногоядовитого вяза из тех, что вызывают аллергию и растут на заднем дворе школы..,а ты, Элли, должна держаться подальше от тех деревьев, если не хочешь неделитри провести, принимая разнообразные ванны.

Элли, прикрыв рот, захихикала.

– Это – безопасная тропа, – искренне сказал Джад, обращаяськ Речел, которая до сих пор не выглядела убежденной. – Я уверен, что даже Гаджсмог бы пройти по ней. Да и ребята из города часто бывают тут, я уже говорил обэтом. Они следят за тропинкой. Никто не говорит им, чтоб они следили, но ониследят. А я не хотел бы напугать Элли. – Он наклонился к девочке и подмигнул. –Это, как и многое другое в жизни, Элли. Ты держишься тропинки, и все хорошо; тысходишь с тропинки и должна знать, что потеряешься, удача оставит тебя. Тогдакому-то придется вызывать отряд спасателей.

* * *

Они пошли дальше. У Луиса от ноши стала болеть спина. Времяот времени Гадж хватал обеими руками Луиса за волосы и с энтузиазмом тянул заних или, подгоняя, начинал пинать Луиса по почкам. Москиты облепили лицо и шеюЛуиса, гудя в ушах.

Дорожка повернула вниз, исчезла меж двух старых елей и сновапоявилась с другой стороны, а потом рассекла широкой просекой колючий,переплетенный подлесок. Идти тут было тяжело: сапоги Луиса хлюпали по грязи изастоявшейся воде. В одном месте они смогли пройти дальше, ступая по болотнымкочкам как по путеводным камням. Это оказалось самое плохое место. Потом ониначали снова карабкаться наверх, и вокруг снова появились деревья. Гадж,казалось, волшебным образом прибавил фунтов десять, а воздух при помощикакой-то зловредной магии стал теплее градусов на десять. Пот катил по лицуЛуиса.

– Как ты, дорогуша? – спросила Речел. – Хочешь я немногопонесу малыша?

– Нет, все в порядке, – ответил Луис, и это было правдой,хотя его сердце сильно колотилось в груди. Честно говоря, он с куда большейохотой советовал своим пациентам физические упражнения и отнюдь не горелжеланием сам заниматься физкультурой.

Джад шел рядом с Элли; ее лимонно-желтые девичьи брюки икрасная блуза ярким пятном выделялись в коричнево-зеленом полумраке теней.

– Луис, ты уверен, что старик знает куда идти? – спросилаРечел тихим, слегка встревоженным голосом.

– Конечно, – ответил Луис.

– Уже недалеко осталось… – ободрительно бросил через плечоДжад. – Луис, как ты?

«Мой бог, – подумал Луис, – человеку за восемьдесят, но недумаю, чтобы он хоть чуть-чуть вспотел».

– Я в порядке, – ответил Луис сзади немного вызывающе.Возможно, гордость не позволила ему пожаловаться, даже если бы он почувствовал,что у него отнялись ноги. Он усмехнулся, подтянул пояс подвески и снова полезвверх.

Они забрались на вершину второго холма, тропинка скользнулачерез высокие кусты и стала петлять в подлеске, сузилась и потом Луис увидел,как Элли и Джад, идущие впереди, прошли под арку, сделанную из старых выцветшихдосок. Там была надпись выцветшей черной краской, еще достаточно разборчивая:

Хладбище домашних любимцев.

Луис обменялся с Речел удивленными взглядами. Они вошли подарку, инстинктивно потянувшись друг к другу и взявшись за руки, словно во времявенчания.

Второй раз за это утро Луис оказался удивлен чем-тонеобыкновенным.

Тут не было ковра хвойных иголок. Вместо иголок – почтиправильный круг выкошенной травы, около сорока футов в диаметре, с трех сторонон граничил с густым подлеском, а с четвертой стороны дорогу закрывал буреломиз упавших деревьев, который выглядел зловещим и опасным. «Человек, которыйпопытается продраться через этот бурелом, должен надеть стальные штаны», –подумал Луис. Поляна была переполнена надгробиями, сделанными из того, чтосмогли выпросить или позаимствовать дети – из досок от ящиков, простодеревянного лома, разрезанных банок – кусков белой жести. И, конечно, видограды из низких кустов и растущие в беспорядке деревья (которые боролись зажизненное пространство и солнечный свет), сам факт, что они специальнопосажены; то, что человек создал это, усиливало ощущение симметрии. Лес назаднем плане придавал кладбищу безумное очарование, но нехристианское, аязыческое.

– Тут мило, – сказала Речел, но ее слова прозвучали так,словно она имела в виду совсем другое.

– Здорово! – закричала Элли.

Луис снял с плечей Гаджа, вытащил его из подвески, так, чтобребенок мог поползать самостоятельно, и с облегчением распрямил спину.

Элли перебегала от одной могилки к другой, охая над каждой.Луис последовал за ней, оставив малыша под присмотром Речел. Джад сел, скрестивноги, прислонившись спиной к выступающему из земли камню, и закурил.

Луису показалось, что это место обладает некойупорядоченностью, планировкой; могилы располагались грубыми концентрическимикругами.

«Кот Смаки» – гласила одна из надписей. Видно, что писаларука ребенка, но написано было аккуратно. «Он был послушным», – а ниже: «1971 –1974», пройдя вдоль внешнего круга, Луис подошел к обломку природного сланца споблекшим, но хорошо разборчивым именем, написанным красной краской: «Кусун», аниже такие строфы: «Кусун, Кусун – адский Фыркун. Пока он не умер, мы былисчастливы».

– Кусун был коккер-спаниелем Десслеров, – объяснил Джад. Онвырыл небольшую ямку в земле пяткой ботинка и осторожно стряхнул туда пепелсигареты. – В прошлом году его переехала какая-то колымага. Ну как вам стишок?

– Ничего, – согласился Луис.

Некоторые из могил были украшены цветами, кое-где свежими,но по большей части старыми, а на некоторых могилах полностью сгнившими. Большеполовины нарисованных краской и написанных карандашами надписей, которыепытался прочитать Луис, стерлись частично или полностью. Иные вообще нельзябыло разобрать, и Луис решил, что их писали мелом или пастелью.

– Мам! – воскликнула Елена. – Здесь даже золотая рыбкапохоронена! Подойди, посмотри!

– Я лучше постою здесь, – ответила Речел, и Луис взглянул нанее. Его жена стояла в одиночку за пределами внешнего круга и, казалось, ейнеприятно было тут находиться. Луис подумал: «Даже здесь ей не по себе». Ейвсегда было особенно тяжело, когда она оказывалась лицом к лицу с атрибутамиСмерти (да и кто в таком случае чувствует себя совершенно свободно), и все из-заее сестры. Сестра Речел умерла молодой: ее смерть оставила шрам в душе Речел, окотором Луис узнал сразу после свадьбы и который старался не задевать. СеструРечел звали Зельдой, и умерла она от спинномозгового менингита. Она, видимо,долго и тяжело болела, а Речел была впечатлительным ребенком. Если Речел хотелазабыть это, то Луис считал, что лучше не бередить рану.