– А коты? – спросила Элли и снова покосилась на Черча.

– Коты живут столько же, сколько собаки, – ответил Луис, – восновном. – Это была ложь, и Луис знал это. У котов стремительная жизнь, и оничасто принимают кровавую смерть, обычно так, что люди не видят этого. Вот Черч,нежащийся под солнцем (или делающий вид); Черч, который мирно спит на кроватиего дочери каждую ночь; Черч, который был таким милым, когда был котенком, ивсе время запутывал нитки в клубки. Но Луис видел, как Черч подкрадывался кптице со сломанным крылом; зеленые глаза кота тогда блестели от любопытстваи.., да, Луис мог поклясться.., холодного восторга, Черч редко убивал того, закем охотился, но было одно выдающееся исключение – большая крыса, видимо,пойманная между домом, где находилась их квартира, когда они жили в Чикаго, исоседним. Эту крошку Черч просто растерзал. Было пролито так много крови, чтоРечел, тогда шестой месяц вынашивавшая Гаджа, убежала в ванную, где ее вырвало.Стремительная жизнь, стремительная смерть. Собаки ловят кошек и терзают их,вместо того, чтоб просто гоняться за ними, как это делают глупые, доверчивыепсы в мультфильмах по телевизору, да и сами коты грызутся между собой;отравленные приманки и проезжающие автомобили. Коты – гангстеры животного мира,живут вне закона и часто так и гибнут. Огромное их число так никогда и недоживает до старости.

Но об этом нельзя рассказывать пятилетней дочери, котораявпервые в жизни столкнулась со Смертью.

– Я имею в виду, – продолжал Луис, – что Черчу сейчас всеготри года, а тебе пять. Он еще будет жив, когда тебе исполнится пятнадцать, и тыстанешь студенткой второго курса высшей школы. А это случится еще не скоро.

– Не так уж долго ждать, – заявила Элли. Теперь ее голосдрожал. – Не так уж долго!

Луис прервал работу над моделью и жестом подозвал дочь. Онасела ему на колено, и он снова был поражен ее красотой; от волнения она сталаудивительно хороша. У Элли была темная, почти левантийская кожа. Тони Бентон –один из докторов, что работал с Луисом в Чикаго, однажды назвал ЕленуПринцессой Индейцев.

– Дорогая, что до меня, так я отпустил бы Черчу сто летжизни, – сказал Луис. – Но не я определяю правила игры.

– А кто? – спросила Элли, а потом с бесконечным презрениемдобавила: – Я так думаю: Бог!

Луис не мог сдержать улыбки. Слова девочки прозвучали таксерьезно.

– Бог или кто-нибудь еще, – сказал он. – Часы жизни бегут..,это я знаю точно. И нельзя их остановить, крошка.

– Я не хочу, чтобы Черч был похож на тех мертвых домашнихлюбимцев! – неожиданно с яростью взорвалась она. – Я не хочу, чтобы Черч умер!Он – мой кот! Он не кот Бога! Пусть у Бога будет свой кот! Пусть у Бога будутвсе проклятые, старые коты, если он хочет, пусть убивает их! Черч – мой!

Осторожно пройдя через кухню, в кабинет заглянула испуганнаяРечел. Элли плакала на груди Луиса. Теперь страх получил Имя, маска упала с еголика и можно было посмотреть ему в глаза. Теперь, даже если от страха нельзябудет полностью избавиться, его, по крайней мере, можно выплакать.

– Элли, – проговорил Луис, крепко обнимая ее. – Элли, Элли,Черч не мертв. Он тут, спит.

– Но он может умереть, – всхлипнула девочка. – Он можетумереть в любой момент.

Луис держал, обнимал ее, понимая, правда это или нет, нодочь плачет из-за несговорчивости Смерти, ее безразличия к протестам и слезаммаленькой девочки; что Элли плачет из-за жестокой непредсказуемости Смерти; онаплачет из-за удивительной и одновременно ужасной способности человека наосновании ассоциаций делать выводы, которые или красивы и благородны, илиужасающе мрачны. Все те домашние зверьки умерли, значит умрет и Черч… (в любоймомент)…и будет похоронен, а если это случится с Черчем, то может случиться смамой, с папой, с ее братом-малышом, с ней самой. Смерть – неопределенноепонятие, а вот Хладбише Домашних Любимцев – определенное. В этих вещах естьправда, которую могут почувствовать даже дети.

Легко соврать в такой момент, так как он соврал, говоря опродолжительности жизни кота. Но ложь вспомнят позже, и, возможно, она, в концеконцов, окажется отмеченной в табеле успеваемости, которые все дети составляютна своих родителей. Его собственная мать тоже однажды сказала ему такую ложь..,безвредную ложь о том, что женщины, когда по-настоящему хотят этого, находятмалышей в мокрой от росы траве. И хотя ложь эта была совершенно безвредной,Луис никогда не простил мать за то, что она обманула его.., да и себя самого зато, что поверил в эти россказни.

– Милая, это случается, – сказал он. – Это – часть жизни.

– Плохая часть, – закричала девочка. – Очень плохая!

На это было нечего ответить. Елена заплакала. Возможно, ееможно было успокоить, но ее слезы – необходимый первый шаг к нелегкомупримирению с действительностью, которая никуда не денется.

Луис обнимал дочь и прислушивался к воскресному колокольномузвону, плывущему над сентябрьскими полями. Выплакавшись, Элли заснула, а Луисне сразу заметил, что девочка спит.

* * *

Луис уложил дочь в кровать, а потом спустился на кухню, гдеРечел демонстративно громко взбивала тесто для кекса.

– Не понимаю, почему Элли снова улеглась спать, хотя сейчасутро. Это так не похоже на нее, – удивился Луис.

– Ничего удивительного, – сказала Речел, решительно стукнувмиской. – Это на нее не похоже, но я думаю, она не спала почти всю ночь. Яслышала, как она беспокойно металась, а Черч часа в три начал проситься наулицу. Он делает так только тогда, когда Элли спит беспокойно.

– Почему она?..

– А ты не знаешь, почему? – резко сказала Речел. – Из-запроклятого кладбища домашних животных – вот почему! Прогулка туда оченьрасстроила ее, Луис. Это первое кладбище, на котором побывала Элли, и поэтомуоно так.., взволновало девочку. Не думаю, что скажу твоему другу ДжадуКрандоллу спасибо за вчерашнюю прогулку.

"Вот так он и стал моим «другом», – подумал Луис,смущенный и расстроенный.

– Речел…

– И я не хочу, чтобы она ходила туда снова.

– Речел, Джад просто рассказал правду о тропинке.

– Дело не в тропинке, и ты знаешь об этом, – заявила Речел.Она снова взяла миску и продолжала демонстративно взбивать тесто. – Этодурацкое место. Надо же было выдумать такое! Дети ходят туда и следят замогилами, следят за тропинкой… Это – е…я патология. Дети в городе чем-тобольны, и я не хочу, чтобы Элли подхватила эту заразу.

Луис в замешательстве посмотрел на жену. Он был почтиуверен, что одна из причин, хранивших их брак, когда, как казалось, каждый годприносил новости о том, что двое или трое из их знакомых пар разводятся,заключалась в их понимании таинства – мысленно ощутимой, но никогда необсуждавшейся вслух идеи, что если обратиться к началу начал, то не существуеттакого понятия как брак или единение душ; что каждый человек является совершеннонезависимой личностью, которую в принципе невозможно познать полностью. Вот вэтом и заключается таинство! И не зависимо от того, как хорошо, по-вашему, вызнаете своего партнера, всегда можно натолкнуться на неожиданную преграду. Аиногда (редко, слава Богу!) можно ворваться в тщательно оберегаемый от всехвнутренний мир партнера, заполненный идеями и предрассудками, о которых выраньше не имели ни малейшего представления, такими страстными (по крайней мере,с вашей точки зрения), что они кажутся прямо-таки психическими отклонениями. Ивот тогда-то, если вы желаете сохранить брак и свой покой, следует двигатьсядальше крайне осторожно; необходимо помнить, что гнев в такие мгновения – уделглупцов, которые верят, что одна личность может полностью познать другую.