Луис помешался на моделях в десять лет. Начав со «Спэда»Первой Мировой, который подарил ему дядя Карл, Луис собрал большинствоаэропланов «Ревела», и с десяти до двадцати лет делал вещи большие по размеру инамного более сложные. Он прошел период кораблей в бутылках и период военныхмашин, период, когда делал копии ручного оружия, такие реалистичные, чтоверилось: оно не может не выстрелить, если надавить на курок – кольты,винчестеры, люгеры и даже «бантлин спешал». Но последние пять лет или околотого было отдано большим кораблям для круизов. Модель «Луизианы» и одна измоделей «Титаника» стояли на полках в его кабинете в лазарете университета, а«Андреа Дория», законченная только-только перед тем как они покинули Чикаго,ныне совершала круизы на камине в их гостиной. Теперь Луис перешел кклассическим автомобилям, а если все сохранится как есть, пройдет четыре-пятьлет, так он предполагал, прежде чем желание делать что-то новенькое захлестнетего. Речел смотрела на это, его единственное настоящее хобби, с поистинеженским снисхождением, которое, по мнению Луиса, несло в себе элемент легкогопрезрения. Даже после десяти лет совместной жизни, она, кажется, думала, чтокогда-нибудь Луис повзрослеет. Возможно, отчасти такое отношение передалось ейот отца, который до сих пор так же сильно, как и в то время, когда Речел и Луиспоженились, верил, что Луис для зятя слишком большая жопа.

«Может, Речел права, – думал Луис. – Может, проснувшиськак-нибудь утром, когда мне исполнится тридцать семь, я сложу все эти модели начердаке и займусь дельтапланеризмом». Между тем Элли выглядела серьезнонастроенной. Луис услышал разносящийся далеко в чистом воздухе воскресныйколокольный звон, созывающий паству.

– Пап, – начала Элли.

– Привет, ягодка. Что, случилось?

– Да ничего, – ответила девочка, но выражение ее лицаговорило об обратном; по ее лицу было видно, что проблем куча, да еще каких, благодарюпокорно! Ее волосы были только что расчесаны и свободно спадали ей на плечи. Втаком освещении они казались намного светлее, чем каштановые, хотя со временемони безусловно потемнеют. Елена надела нарядное платьице, и это навело Луиса намысль, что его дочь почти всегда по воскресеньям надевает платье, хотя Криды неходили в церковь.

– Что ты строишь, пап?

Осторожно приклеивая крыло, Луис повернулся к дочери.

– Посмотри, – сказал он и осторожно дал ей колпаки наколеса. – Видишь, сюда пойдут колпаки со сдвоенным R? Крошечная деталь, правда?Если бы мы полетели в Шутаун на День благодарения6 на реактивном L– 1011, ты быувидела на двигателях те же сдвоенные R.

– Большое дело – крышки на колеса! – девочка положила детальназад.

– Ради бога, – взмолился Луис. – Имея собственныйРоллс-Ройс, можно называть их крышками на колесах. Имея достаточно денег, чтобыкупить Роллс, можно немного важничать. Когда я заработаю второй миллион,непременно куплю себе «Роллс-Ройс Корнич». Потом, когда Гаджу станет плохо вмашине, он сможет рыгнуть на чехлы настоящей кожи. – «И, кстати, Элли, что же утебя на уме?» С Элли такие фокусы не срабатывали. Ее нельзя было спрашиватьпрямо. Елена всегда вела себя осторожно и могла решить, что не стоитвысказывать свои мысли вслух. Этой чертой ее характера Луис иногда простовосхищался.

– А мы богаты, папочка?

– Нет, – ответил он, – но и голодать не будем.

– Майкл Барнс в школе сказал, что все врачи богатые.

– Ладно. Можешь сказать Майклу Барнсу, что многие врачистановятся богатыми, но для этого нужно проработать лет двадцать.., иневозможно стать богатым, работая в университетском лазарете. Становятсябогатыми специалисты: гинекологи, ортопеды или неврологи. Они быстро богатеют.А у терапевтов, вроде меня, это занимает много времени.

– Тогда почему, папочка, ты не стал специалистом?

Луис снова подумал о своих моделях и о том, почему больше незахотел строить военных самолетов; о том, как забросил танки типа «Тигр» иручное огнестрельное оружие; о том, как решил (среди ночи, так казалось вретроспективе), что строить корабли в бутылках просто глупо; и еще Луисподумал: на что будет похоже, если он потратит всю жизнь, оберегая детскиеножки от плоскостопия или, надев тонкие латексные перчатки, станет всю жизньпрощупывать указательным пальцем канал вагины, изучая опухоли или повреждения.

– Мне это определенно не нравится, – сказал он.

В кабинет вошел Черч, остановился, изучая обстановкуярко-зелеными глазами. Потом он тихо запрыгнул на подоконник и, удобноустроившись, решил вздремнуть.

Элли посмотрела на кота и нахмурилась. Луис был поражен;такое поведение дочери выглядело чересчур странным. Обычно Элли смотрела наЧерча с любовью, такой сильной, что это слегка шокировало. Элли прошлась покабинету, разглядывая разные модели, и почти небрежно сказала:

– Мальчишки многих похоронили на хладбище домашних любимцев,ведь так?

«Ах, вот в чем дело», – подумал Луис, но не стал озираться,а, изучив инструкции, начал приделывать на Роллс габаритные фары.

– Пожалуй, – наконец ответил он. – Мне кажется, больше сотнидомашних зверьков.

– Папочка, почему животные не живут так же долго, как люди?

– Некоторые живут так же долго, а иные много дольше, –ответил Луис. – Слоны живут очень долго.., а есть морские черепахи, такиедревние, что люди не знают, сколько им лет.., или знают, но не могут в этоповерить.

Элли пропустила слова отца мимо ушей.

– Слоны и морские черепахи не домашние животные. Весдомашние животные долго не живут. Майкл Барнс сказал, что один год в жизнисобак – девять лет нашей жизни.

– Семь, – автоматически поправил Луис. – Я вижу, куда тыклонишь, дорогуша. В этом есть определенная правда. Собака, которая прожиладвенадцать лет – старая собака. Видишь ли, эта вещь называется метаболизмом, иименно метаболизм отмеряет время жизни. Конечно, он, кроме того, делает идругие вещи: некоторые люди, как твоя мама, много едят и остаются тонкими.Другие, например я, не могут много есть, не поправляясь. Наш метаболизм другой,вот и все. Метаболизм делает большую часть работы по обслуживанию живогосущества. Он как часы тела. Собаки обладают очень быстрым метаболизмом.Метаболизм людей много медленнее. Мы живем до семидесяти двух.., большинство изнас. И поверь мне: семьдесят два года – очень долго.

Поскольку Элли выглядела на самом деле встревоженной, Луиснадеялся, что его рассказ звучит научно и убедительно. Ему было тридцать пять,и, казалось, эти годы пролетели так быстро и незаметно, словно мгновенно канулив небытие.

– Морские черепахи имеют достаточно медленный метаболизм…