— С часу начинается рабочий день: обычно это стирка или глажка формы для головастиков. В семь — ужин. После него у нас час тишины: всех загоняют по камерам и запрещают разговаривать. Директор специально это придумал, мол, так у нас есть время «осознать свои проступки и покаяться в грехах». Перед отбоем в десять вечерняя проверка: зайдут опять, пересчитают по головам и уйдут. И так день за днём, пока твои часы на шее не подадут сигнал об окончании этих мучений.

— Бывают, конечно, и исключения, — добавила Саша. — Иногда Херр даёт нам погулять на верхнем этаже или вместо своей нудной лекции включает фильм о нравственном поведении женщин. Но по большей части дело это не меняет. Мы всё равно остаёмся в худшем месте на земле.

— А что за верхний этаж?

— Мы его называем «полянка», — заговорщически прошептала Саша. Лиза непонимающе перевела взгляд с одной девушки на другую.

— Как ты видела, — начала Марго, — снаружи Ферр не обнесён ни забором, ни рвом, ни канавами. Всё потому, что заключённых здесь годами не выпускали на прогулку. У многих из-за этого начались проблемы со здоровьем. И наш дорогой Херр не придумал ничего лучше, чем превратить верхний этаж в прогулочную зону. Он проделал в крыше здания дыру…

— Он буквально снял скальп с этой уродливой головы, — вклинилась Саша.

Марго сделала паузу и посмотрела на блондинку уничижительным взглядом:

— Он проделал дыру в крыше, застелил газоном площадку и теперь выводит нас раз или два в неделю пастись на полянке.

— Звучит не лучшим образом, — резюмировала Лиза.

— Выглядит также, — отозвалась Марго.

— Но мы не жалуемся: это куда лучше, чем нудная лекция лысого Херра.

После завтрака всех заключённых проводили в лекционный класс: большой ярко освещённый зал с высокими потолками и окнами. Напротив входа по центру стояло массивное кресло, обтянутое тёмной гладкой кожей. Высокая изогнутая спинка, прошитая узором из ромбов с внешней стороны, полностью скрывала сидящего в нём человека. Длинные позолоченные ножки в виде рогаток впивались под собственным весом в мягкий ворсистый ковёр.

Напротив кресла по всей свободной площади помещения стояли ряды дешёвых складных стульев. Каждой из женщин предполагалось занять своё место: первые три ряда по десять стульев отводились новичкам Ферра, следующие три ряда — для тех, кто в ближайшие три месяца покинет колонию. Остальные рассаживались в свободном порядке. Лизе досталось крайнее справа место во втором ряду. Расположившись как можно удобнее, чтобы выдержать трёхчасовую лекцию, Лиза обвела взглядом класс и заметила знакомое лицо с мерзкой улыбкой. Директор Ферра выждал, когда гул рассадки утихнет, и заговорил:

— Многие из вас меня знают. Но для новеньких я представлюсь. Меня зовут Герр Альфредович. Я директор колонии Ферр. Места, которое призвано открыть запутавшимся девушкам и женщинам глаза на истину. Направить их на путь просветления. Позволить им познать подлинное предназначение. Здесь, в стенах Ферра, я вам друг, который поможет и рассудит. Который ответит на все ваши вопросы. Тот, кто расскажет, как искупить свои грехи и жить праведно, — он сделал небольшую паузу и продолжил. — И сегодня я поведаю вам, почему женщина — причина страданий нашего мира. И что вы должны делать, чтобы это исправить. Итак, по своей природе все женщины скверны…

Время шло с мучительной неторопливостью. Поначалу Лиза, как и остальные новички, старалась вслушиваться в слова директора и даже уловить их суть. Но монотонный скрипучий голос слово за словом вводил в транс. Сознание расплывалось, голова тяжелела. Раз за разом Лиза ловила себя на мысли, что почти спит.

Постепенно аудитория оживала. Начиная с задних рядов, в порыве вырваться из дремоты девушки стали вести себя более раскованно. Сначала по классу пробежал лёгкий шорох, затем шёпот, а за ними несколько тихих смешков. Для поддержания внимания директор встал и в тон своему голосу стал неспешно прогуливаться вдоль рядов слушающих. На какое-то время этот манёвр действительно сработал. Но не прошло и получаса, как шум возобновился, стоило директору повернуться спиной к слушательницам. К удивлению Лизы, директор никак на это не реагировал и не спешил открыто делать замечания. Он всё так же плавно прохаживался по аудитории, монотонно читая заученный текст. Вернувшись к креслу, он сел и оглядел, будто сканируя, тяжёлым взглядом аудиторию. Уловив движение, он упёрся ладонями в ручки кресла, наклонился вперёд и произнёс:

— Авдеева, встань!

Высокая и худая девушка позади Лизы подскочила на месте и, задержав дыхание, поднялась.

— Сколько ты находишься в стенах этого прекрасного места?

— Девять месяцев и двенадцать дней, Герр Альфредович.

— И что же? За девять месяцев и двенадцать дней ты не выучила, как правильно себя нужно вести на занятиях?

Девушка смиренно опустила голову.

— Подойди ко мне.

Она испуганно посмотрела на остальных девушек. В глазах её читалась мольба, ноги не сделали ни шага.

— Подойди ко мне! — угрожающе повторил директор.

Она осторожно двинулась в его сторону. В это время директор встал и вышел к ней навстречу. Ощущение надвигающейся беды парализовало всех присутствующих. Подойдя к Герру, девушка развернулась к аудитории лицом, стараясь не встречаться с директором взглядом. Он же в свою очередь кружил вокруг неё, как голодный волк:

— В чём основная цель женщины?

— Служение мужчине, — произнесла девушка зазубренный текст.

— Мужчине, — задумчиво повторил директор и потёр подбородок. — А что ещё?

Глаза девушки округлились. С ужасом она смотрела на следящие за разворачивающейся сценой лица. Директор продолжал монотонно ходить вокруг неё. Снисходительным тоном он спросил:

— Ты, вероятно, плохо слушала меня. Так?

— Да, директор, — прошептала девушка.

— Тогда моя обязанность — напомнить тебе, для чего ты рождена, — он резко остановился напротив неё. — Так?

— Да, директор, — чуть не плача, ответила она.

— И я считаю своим долгом не только напомнить тебе это, но и вбить это в твою тупую головёшку! — последние слова он прокричал, извергая слюну ей в плечо. Добившись, что его жертва сотрясается от страха и слёз, он удовлетворённо пошёл обратно к креслу и сел.

— Подойди сюда! — прорычал он.

Она повиновалась. Он поднял на неё переполненные злостью глазёнки и взглядом дал понять, что делать дальше. Девушка беспрекословно присела возле него. Затем грудью легла ему на колени, свесив голову к полу, подобрала подол платья и оголила ягодицы. Маленькой, похожей на лапку крохотного зверя рукой Герр поводил по бледной коже.

— Видишь ли, дорогая моя, неразумная, глупая женщина. Вы созданы для того, чтобы служить мужчине, — рука со звонким шлепком приземлилась на ягодицу, — ублажать его. — Снова удар, только сильнее. — Женщина должна отвечать всем прихотям мужчины, — удар и ещё один, ещё сильнее, —