сказать, но аромат кофе достиг, наконец, моего замученного мозга. Йордан терпеливо ждал, пока я приноровлюсь добывать чудесную горячую жидкость из-под густой пены.

– Три дня у них кофемашина для капучино не работала, сегодня, наконец, починили. Не иначе, как к твоему прибытию. А знаю, что не та, потому что ЭТА бабушка, на самом деле – лохматый брюнет, который с тобой по-французски пытался говорить.

–Да, ладно! Тот зубастый красавчик?! Не может быть! Как ваши гримеры или как их там, это делают?

Вглядываюсь внимательно в своего собеседника. Не подшучивает ли над новенькой. Не похож, вроде, на записного приколиста. Хотя, черт его знает, нервничает он чего-то, рукавом в джем залез, не дожеванным куском чуть не поперхнулся.

– Гримеры, – кивнул – Видишь людей с папками и карандашами? Это гримеры и монтировщики. Некоторые считают себя большими художниками. Все в эскизах, набросках, выставки организуют, на пленэры выезжают. Добрым людям на смех.

По всему видать – у них тут межцеховые тёрки. Еще не хватало. Мне, ясно дело, надо проявить лояльность к новым товарищам, не переборщив, однако, дабы не быть заподозренной в излишнем конформизме. Короче, реагировать надо аккуратно.

– Бывает, – говорю, – Но они у вас, действительно профи, как французика отреставрировали,… если не врешь, конечно.

– Не, не вру. Я понимаю, тебе кажется, что тебя разыгрывают…

– Ну, может, не разыгрывают, но, малость интригуют, это точно.

(Мороженое оказалось сливочное-сливочное)

– Я же обещал всё тебе объяснить. Сейчас прямо и начну, десерт – самая подходящая закусь для тяжелых разговоров.

– А разговор намечается, именно, тяжелый? Вообще-то, я уже разобралась почти во всем, кроме нюансов. Я же не с Луны, слышала про всякую арт-терапию, психодраму, лечебный театр и прочую лабуду.

Лицевые мышцы моего компаньона заметно расслабились. Значит – все правильно, я проявила себя умной девочкой, а не такой идиоткой, как с лица кажусь.

– Чо лыбишься? Ты решил, если у меня пирсинг на губе, так вместо мозгов обертки от «Сникерсов»? Ты сам-то что подумал, когда сюда попал? Что марсиане похитили?

Молчит. Методично вылизывает мою мисочку из-под мороженого. Надо срочно отыскать дежурную сестру и попросить валерьянки, чтобы на людей не бросаться. У, бля!!! Ёлки, это последнее вслух вырвалось, но есть из-за чего. За соседний столик уселись три голые бабы, лет тридцати. Йорик приветливо помахал им салфеткой. Одна из эксгибиционисток подошла к нам и поручкалась с моим спутником. Улыбнулась мне

– Новенькая?

– Дина, – я, на автомате, тоже, протянула руку.

Деваха галантно её чмокнула, коснувшись столешницы силиконовой грудью. О-ооу, как всё запущено…

– Нет.

– Что?

– Нет, говорю, я не думал, что попал к инопланетянам. Я решил, что сошел с ума.

Спокойно так сказал, без раздражения, как будто я не нахамила ему полминуты назад. Чудненько, есть надежда, что к концу курса я буду так же мила и дружелюбна.

– И я вначале перетрухнула маленько, как увидела тут разных красавцев, так решила, что мне забыли укол сделать и вот теперь лежу я и глючу по полной программе, – Ты как сюда? В смысле, после чего? Если не секрет…

– После ДТП.

– Ого, неужели так головой приложился?

– Не без этого.

– Йорик, ты мне расскажи, пожалуйста, обо всём поподробнее. Я только общую картинку поняла, а в деталях – полный абзац. Ладно, лилипуты, переодетые близнецами-младенцами, новые технологии и прочее… но эти сисястые лесбиянки… и почему все в той комнате на разных языках говорили? Цыганка…

– Итальянка. Перлита – итальянка. Ты сама откуда?

– Местная, еще прабабка здесь жила.

– !!!!

Йордан

Все правильно, все правильно. Какой вопрос, такой и ответ. Местная, значит, прабабка тут жила. А версия то отличная. Лечебный театр, надо же. Действительно, почти всё объясняет. А, за одно, обеспечивает полное недоверие ко всему, что я могу сказать. СТОП! Может и говорить ничего не надо? Не моего ума это дело, пускай думает что хочет (вернее, что сможет) Не зря же в адаптационной группе её не просветили.

– Ой!

Динька вскрикивает и подпрыгивает, как кукушка в часах, то есть не в порядке реакции на внешние факторы, а по времени, амплитудно-обязательно.

– Мы не в России? Как я, блин, не дочухала. В Финке что ли? Ясно, и наших полно и других немцев хватает. Это сколько же я была без сознания?

Сама спрашивает, сама отвечает. Моё дело жевать и не перечить, никаких проблем. Работу в прямом режиме она, допустим, примет за тренинг в условиях лазерных и голографических технологий. Пусть. Только кто ей расскажет, что после работы надо ехать домой, то есть в то место, которое теперь станет её домом, что она не сможет позвонить маме, папе, подружке, ухажерам. И друзьями придется обрастать заново, или не обрастать, довольствуясь общением в своей группе и посещениями клубов и спортзалов.

К черту. Пусть те, кому положено объясняют, что жизнь продолжается, хотя и закончилась.

– Йорик, что с тобой? Йорда – а-ан!

Дина защелкала пальцами перед моим носом.

– Прости, задумался и голова, что-то разболелась.

А ведь я не вру. Болит! Виски ломит. Не припомню, чтобы здесь у меня хоть раз болела голова. Расстройство желудка было дважды (с тех пор в джазовых клубах я только кофе пью), ногу раз сломал, но башка даже с похмелья вела себя прилично.

– Ерунда, хочешь – вылечу?

– Лечишь наложением рук?

– Ну, и…

– Понял, заткнулся. Делай что хочешь, только не ампутируй.

Одну лапку она положила мне на лоб, другую на темечко. Дежа-вю. Дикий пляж на окраине Ливорно не далеко от порта, по совместительству – городская свалка. Раздолье для пацанов, штаб-квартира в отслужившей своё прогулочной лодке. Я уже полтора месяца живу у матери, стал почти своим в компании местных хулиганов и, на тебе, солнечный удар. Во-всяком случае, так с усмешкой прокомментировал мое состояние Марчелло. Тощий Марч – заводила и первый мой соперник в борьбе за внимание прекрасной сеньориты. Я, превозмогая слабость и тошноту, огрызался на скудном итальянском, подкрепляя свои слова энергичными международными жестами. Действительно, для мальчишки, родившегося и выросшего на Золотых песках, стыдно было так по-глупому пересидеть на июльском солнце. До драки в тот день не дошло. Во-первых, я был слишком слаб, во-вторых, так и не смог разозлиться по-настоящему, потому что дама наших сердец – красотка Мариуча, дочка сторожа при церкви Святого Фердинандо, сидела рядом, положив одну руку на мой перепекшийся лоб, а другой придерживала бутыль с пресной водой и настойчиво пихала её мне в рот. «Pei, stupido. Oh, tu Ganella!» Ого! Я уже знал, кто такой Ганелла и готов был дать в