– А ты кто? Священник? – буркнул Егор.

– Не, я любопытный просто. Вы люди такие одинаковые. Убью, если хочешь, мне пофигу. Называй имя и готовь венок.

Пару минут оба молчали.

– Анатолий…,

– Толик я!

– Хорошо, Толик. А что вообще загадывают?

– Разное. Чаще всего деньги. Бери миллиард, Георгий Александрович, не прогадаешь.

Профессор Голован призадумался. Он не был бессребренником, всегда понимал, что без денег хорошо будет только при коммунизме, который мы бросили строить в конце восьмидесятых. Но ему вдруг стало жаль потратить такой уникальный шанс на банальное бабло. Захотелось чего-то большего. А, вот, чего?

– А кроме денег?

– Что: кроме денег?

– Кто-нибудь просил, например, вечной молодости?

– Конечно, просили. Я же говорю: Вы все одинаковые, как уклейки в стае.

– Значит сейчас среди нас есть бессмертные?

– Ххе! От несчастных случаев-то я не страховал. Один догадался попросить молодости и неуязвимости, так живет. В Небраске.

– И что он делает? Миллионер наверно? Или ученый?

– Безработный алкаш. Живет в фургоне на пособие.

– Как?!

– Так! Вы же жопами шевелить начинаете только перед угрозой смерти. «Ой, как мало времени! Ой, надо успеть! Ой, что я после себя оставлю!» А у него этой угрозы нет, вот, и не торопится мужик.

Егор смотрел на серую с алюминиевым отливом воду, становившуюся по мере удаления от берега, свинцовой, как не небо, так, что линию горизонта можно было только угадывать. Можно, конечно, пожелать чего-то глобального. На пример: чтобы разом исчезло оружие массового уничтожения. Но во что это выльется? Очевидно, что никакого "мира во всем мире" не наступит. Начнется мировая истерика, гонка вооружений с нуля, обнищание населения, местные вооруженные конфликты, которые прекрасно обходятся простыми и надежными "калашами" и тесаками для резки сахарного тростника, и еще, наверняка, много того, что он и вообразить сейчас не может. Нет. Сделать этот мир идеальным, имея в арсенале одно желание, невозможно. Как, если сильно потянуть за одну нитку запутанного шерстяного комка, узелки внутри затянутся еще туже. Желать себе счастья нельзя – абстрактно. Понять: что конкретно сделает счастливым его лично – задача всей жизни. Большинство умирают, так ее и не решив. К тому же, его судьба не тянется по своей, изолированной колее, она переплетена, связана, перепутана со многими другими судьбами, от которых тоже зависит его счастье. Что пожелать для них, когда он даже подарки к празднику никогда не умел выбирать.

– Что, Георгий Александрович, о великом размышляете?

– Не без этого, Анатолий…, как вас по батюшке?

– А хрен его знает!

Толик закашлялся. Тучи стали почти черными с лиловым отливом. Потемнело, хотя стрелки часов едва перевалили за полдень. От скалы отделилась антропоморфная фигура в остроконечном капюшоне, за ней вторая и третья. Из-за камней были видны только верхние части тел. Они двигались вдоль стены с лева на право, и скоро должны были показаться целиком, но перед ними на песок выпрыгнуло приплясывающее ярко-желтое пятно, тянувшее за собой тонкий бледный луч. Следом за ним появились ноги. Три пары ног в одинаковых обтягивающих джинсах и кроссовках с зеленоватыми люминесцентными вставками. Через несколько секунд молчаливая процессия скрылась за ближайшим выступом.

– Во! – Толик опять закашлялся, – подростки из лесхоза в поселок топают кино смотреть.

– Кино, – протянул Егор, – а славу мировую многие загадывали?

– Само собой. Ты ж видишь – сколько говна на глянцевых обложках. Ты, Александрыч, видать, жирно живешь, раз так долго думаешь. У кого явная, так сказать, недостача, те не мудрят. Не так давно один, как услышал про желание, так сразу заорал: "Хочу чтобы без Виагры всё работало!" Убежал счастливый. Вот, что значит – приперло человека.

–Да, – кивнул Егор, – это проблема серьезная. А что бы ты делал, если бы тебя нашел маньяк, или сумасшедший мизантроп? И желание у него было бы действительно кровожадное?

– Почему "было бы"? – усмехнулся Толик, – было. Всякие встречались, всякое загадывали. Чтоб никого живого не осталось, кроме него любимого, конечно. Ну, и каждой твари по паре.

– Ты сейчас пошутил, да?

– Очень мне интересно с тобой шутить.

Рыбьи жабры надулись, выставив острые края.

– Раньше-то больше было простых желаний. Деньги, власть, здоровье, а с прошлого века каждый третий какой-то хитровывернутый, вроде тебя. Одна хипуха пожелала в собаку превратиться, потому что собаки, мол, лучше людей.

– А что я? Я так креативно не мыслю, думаю: как бы с единственным желанием не промахнуться. Что тут хитрого? Жадничаю, хапнуть хочу побольше.

– Это хорошо. Жадность для людей – показатель душевного здоровья. А то тут один думал долго, а потом решил, что ему ничего не надо, что он счастлив, а свои желания сам исполнит. Ну, не идиот?!

Егор неопределенно помотал головой. Он, как раз, прикидывал: не загадать ли – вернуть жену и помириться с дочкой, или оставить этот вопрос для самостоятельного решения. И надо ли ему это? Не просто так ведь разошлись, не на пустом месте. Всё происходит непросто так, и менять, как выразился его новый друг "парадигму существования мира" – дело опасное, потому, как непредсказуемы последствия.

– Может он не идиот. Может просто поосторожничал, чтобы не расхлебывать потом.

– Не, он идиот. Мог хотя бы попросить, чтобы лысина опять волосами поросла. Осторожничаешь у нас ты, Георгий Александрович. Трусишь, если прямо говорить. Как бы чего не вышло, да?

Егор мог бы поклясться, что от природы лишенная мимики рыбья морда, сложилась в презрительную ехидную ухмылку. Это было обидно, и он ответил холодно.

– Лучше быть трусом, чем безответственным эгоистом. Ты когда-нибудь думал о том, что когда ты исполняешь какое-нибудь свое рыбье желание, нарушая, как ты сам сказал "парадигму", в этом мире что-то поворачивается не в ту сторону. А за ним другое, третье. Может у нас тут все наперекосяк из-за твоих дурацких желаний.

– Почему из-за моих? – в хриплом баритоне звучали нотки искреннего удивления, – я же ваши желания исполняю, не свои. Так что – не вали с больной головы на здоровую, Гоша. Сами себе этот бардак организовали, глаза бы мои вас не видели.

– Ну, и пожелай себе ослепнуть, – огрызнулся Егор.

– Может, и пожелал бы, да не могу.

– Почему это?

– Ты глухой или тупой? Говорю же: "Свои не выполняю!"

Егор убрал со лба отросшую челку и пристально посмотрел в красные рыбьи глаза.

– То есть, ты хочешь сказать, что не можешь выполнять свои желания.

– Дошло, хвала кашалотам, не прошло и суток.

– Погоди! А вода? Я её не желал.

– Вода с самого начала тут в песке была. Из отдыхающих, видно, забыл кто-то.

– Да? – Егор старался быть, как можно