Память тут же в ужасе подсказала, что передо мной не кто иной, как Роберт Мерде — мой дядя и по совместительству опекун.

Тело хотело свернуться в маленький комочек, всеми возможными способами сообщая мне, что этот человек вызывал у Розалии буквально животный ужас. Мне же было как-то не страшно. Ну, по роже сразу видно — истероидный тип, поорать может, но он мужчина, а не женщина, а значит, нервная система у него послабее.

Не умеет сильный пол закатывать истерики с чувством и расстановкой, так, чтобы от одного многозначительного молчания мурашки по спине ползли. Кишка тонка.

А этот так и вовсе только если сверху упадёт, задавит. И то не получится, потому что у меня, в отличие от дяди, есть хоть и неуправляемая магия, а он... Пустышка.

От одного этого слова тело снова нервно дёрнулось, а я сладко улыбнулась, чтобы прогнать чувство омерзения. Кажется, дядя упорно убеждал бедную сиротку в том, что бездарность она, а не он.

Моя улыбка заставила Роберта Мерде поперхнуться воздухом, а затем его взгляд опустился на остатки еды, и он начал заливаться красным. Ну что ты так? Тебя же кондрашка хватит, а я откачивать не стану, хотя и умею.

— Что это такое?

— Что именно? — осторожно уточнила я, хотя дядя явно тыкал пальцем в мою тарелку. Роберт Мерде снова поперхнулся воздухом. Видимо, я должна была как-то среагировать иначе, но не стала. И не буду. Я не молоденькая дурочка, которая позволит вытирать о себя ноги. Истеричек за свою жизнь я повидала немало и прекрасно знала, что от тех, кто много кричит, обычно мало толку.

— Да как ты смеешь! Тебе ведь запретили есть что-то кроме каши! — завопил Роберт Мерде, размахивая пальцем прямо перед моим лицом. Интересно, мне ему сейчас напомнить о своих способностях или он сам сообразит?

— Кто запретил? — всё так же спокойно поинтересовалась я.

— Лекарь! — рявкнул дядя, отправляя тарелку, стоявшую передо мной, в полёт к стене. Сзади съёжилась Дорота, а вот я начала злиться. Мало того, что ввалился, даже не постучавшись, так ещё и несёт чепуху. Ведь моя память чётко подсказывала, что лекарь меня не осматривал последние лет пять, если не все семь.

Это, кстати, очень нехорошо. Розалия, конечно, девушка ещё молодая, но я-то прекрасно знаю, что здоровье, как и честь, надо беречь смолоду, а регулярные проверки у врача — неотъемлемая часть этого процесса.

Правда, непонятно, какой здесь уровень медицины. Возможно, от местного лекаря лучше держаться подальше, но пока не встретишь — не узнаешь.

Я ещё более сладко улыбнулась.

— Дядя, лекаря я не видела уже лет пять, не меньше, а значит, и ограничить моё питание он никак не мог. Зато мне точно известно, что поверенный с ежегодным опросом должен пожаловать через три недели. И вот он регулярно спрашивает, хорошо ли я питаюсь. Как думаешь, что мне стоит ему ответить? — мягко, почти нежно поинтересовалась я.

Я, конечно, била наугад, опираясь на свой жизненный опыт, но, кажется, попала в самое яблочко. Роберт Мерде начал буквально синеть, а на лбу выступил пот.

Очень хотелось добить этого борова, потому что память услужливо подкидывала одну за другой жуткие картинки того, как он издевался над бедной девчонкой, которая боялась сказать ему хоть слово поперёк. Но я сдерживалась, потому что прекрасно понимала — дядя, хоть и не идеальный вариант, всё же лучше, чем неизвестные мне опции, доступные сиротам в этом мире. Проверять на своей собственной шкуре уровень социального обеспечения без достаточных знаний было глупо и рискованно.

— Ты не посмеешь, — прохрипел мой родственник.

— Конечно, не посмею, если меня будут нормально кормить, — согласилась я, поднимаясь из-за стола.

Я не была дурочкой и прекрасно понимала, что сильно рискую, что не стоит вот так сразу демонстрировать характер, и, возможно, для начала стоило бы промолчать и разобраться во всех правилах и перипетиях этого мира, а уже только потом качать, права.

Да, так определённо было бы намного разумнее.

Но и сидеть на одной каше на воде я была совсем не готова. Не готова — и всё.

Вот только дядя, широко распахнув глаза в шоке, молчал, а я не могла понять причин его поведения.

Он обдумывает?

— Падшая девка! — выдал этот боров, указывая на меня пальцем, а я буквально потеряла дар речи. Особенно потому, что сейчас это прозвучало даже не как ругательство, а как потрясённая констатация факта.

Так я опять что-то пропустила или не так поняла?

Но, видимо, дядя всё же приходил в себя быстрее, чем я думала.

— Как ты посмела оскорбить мой дом и надеть штаны! — проорал он, а я окончательно опешила. Нет, я совершенно точно чего-то не понимаю в местных порядках. Если носить брюки в этом обществе не принято, то почему эти штанишки вообще лежали в моём гардеробе?

К сожалению, память тут же подбросила картинку, от которой стало не по себе, а заодно стало понятно, почему брючки категорически отказывались застегиваться.

Розалия хранила их как память, память о своём отце и тех днях, когда он лично занимался с ней фехтованием в огромном саду. Сразу понятно, что папочка у нас ‘был прогрессивных взглядов, не чета этому борову.

Но извиняться я не собиралась.

— Стоит вообще порадоваться тому, что я хоть как-то одета, — процедила я. —Ведь вы, дядя, позволили себе ввалиться к незамужней девушке без стука! Может, мне стоит и об этом рассказать поверенному? — ядовито поинтересовалась я и тут же поняла, что однозначно перегнула палку. Вот просто перегнула палку — и всё.

Из положительного было разве только то, что Роберт Мерду выскочил из моей комнаты с такой скоростью, будто за ним черти гнались.

Жаль только, я не знала, радоваться ли мне этому или нет.

Глава 6

Розалия Фаейр ака Мария Викторовна

И тем не менее до обеда было тихо. Только Дорота ахала. Было заметно, что, с одной стороны, она очень рада, что я не промолчала, с другой — беспокоится о последствиях.

Пришлось порыться в своей памяти, чтобы понять, есть ли тут вообще телесные наказания. Оказалось, что благородных, и тем более магов, не наказывают, потому что это может обернуться не только для самого мага, но и для того, кто на такую глупость