Мужчины и женщины расходятся по обе стороны прямоугольного зала, встают по парам. Центр полностью свободен – для… чего это? Реиган тянет ко мне ладонь.

– Я… – у меня сердце сейчас выпрыгнет, я задыхаюсь в корсете, – не умею. Не умею…

Точно убьет.

Стиснув зубы, рычит:

– Сюда иди.

Покрываюсь холодным потом и вкладываю дрожащую руку в его ладонь. Он замечает – вскидывает изумленный взгляд. Притягивает довольно резко, больно впиваясь пальцами в кисть. Другая его рука целомудренно касается изгиба моей спины.

Танец начинается – наступаю Реигану на ногу.

– Простите.

– Дрянь.

Приплыли. Он считает, что я делаю это намеренно?

Реиган ведет в танце, но время от времени его руки превращаются в клещи. Он дергает меня на себя, когда я путаюсь в фигурах танца.

– Прекрати немедленно, Анна, – приказывает так строго, что кровь стынет в жилах.

Я хирург, а не танцовщица. Хотя умение выделывать сложные «па» пригодилось бы мне куда больше в этом средневековом мире.

– Я стараюсь.

И, правда, стараюсь. Ну, не дается мне с полпинка роль венценосной особы, извините!

Стиснув зубы, Реиган прижимает меня к себе так плотно, что я чувствую удары его сердца, и жар его тела. Он приподнимает меня над полом, и я лишь цепляюсь пальцами одной руки за его камзол на плече, другой – за его раскрытую ладонь. Надо ж, какой сильный. Он кружит меня, и все мелькает – голова наполняется ватой. Кажется, я сейчас снова потеряю сознание.

– Реиган, – даже говорить получается с трудом, – нечем дышать.

Ему плевать, даже если я превращусь в мумию и рассыплюсь прахом. Пока музыка не закончится, он не отпустит.

Глаза у меня закатываются, но я борюсь с надвигающейся темнотой.

Наконец, принц позволяет мои ногам оказаться на полу, а затем, придерживая меня, ведет куда-то. Ноги заплетаются, я облокачиваюсь плечом на его грудь.

– Тебе нужно все испортить, Анна? – он кивает гостям, которые расступаются от него, позволяя нам пройти к открытому балкону.

Дамы бросают на меня неприязненные взгляды, мужчины – похотливо-презрительные.

Когда мы выходим на балкон, другие гости его спешно покидают, а лакеи закрывают полупрозрачные стеклянные двери. Реиган грубо отталкивает меня от себя к перилам, и я едва не перевешиваюсь через них в бездну садового мрака.

– Проклятье! – мужская рука хватает меня за шкирку.

Реиган разворачивает меня, пылая гневом. Ударит? Кажется – да.

Но его взгляд остывает и блуждает по моему лицу. Наконец, принц сжимает мои щеки пальцами, фиксируя голову. Я цепляюсь за ткань его камзола, чтобы устоять на ногах.

– Мне плохо. Я же… сказала… не умею… – и с хрипами дышу.

Он убирает с моих сухих губ пряди волос, которые растрепал вечерний ветер.

– Не дергайся, – и вдруг просовывает два пальца в мое декольте, дергает, ослабляя шнуровку, – легче?

– Сейчас… – не пойму, помогает ли это. – Кто, вообще… придумал эти корсеты?.. Идиоты.

Реиган обхватывает меня за талию и сажает на перила. Резко сминает пышную юбку, становясь рядом, придерживает рукой, чтобы я не упала. Но я не доверяю – цепляюсь за его камзол и с тревогой смотрю в его глаза. А он усмехается – смешно ему.

– Боишься, Анна?

Наши лица сейчас на одном уровне и близко. И мы рассматриваем друг друга, словно на секунду старая вражда забыта.

– Конечно, боюсь.

– Не зря, – Реиган цепляет пальцами мой подбородок, впервые касаясь меня больше, чем того требуют обстоятельства.

Это так по-мужски, что я сперва теряюсь.

Он внимательно смотрит в мои глаза, будто находя там что-то другое, ранее незнакомое.

– Ты изменилась, Анна.

– Полгода прошло, – прохладный свежий воздух быстро приводит меня в чувства, но голова все еще кружится. – Конечно, изменилась.

Реиган красивый мужчина, это правда. В нем есть что-то магнетическое. В этих синих глазах напротив.

– Ты стала еще более изощренной сукой, – и он резко стаскивает меня с перил, ставит перед собой. – Только попробуй выкинуть еще что-нибудь, принцесса.

***

Бал в самом разгаре – гости смеются, пары танцуют, а лицо Реигана все такое же кислое.

Да-да, он возвращает меня в зал, и я оказываюсь окружена фрейлинами. А сам уходит подальше, чтобы отвязаться, наконец. Ему привычнее в компании его соратников, вроде Алана, которые тотчас его встречают и сопровождают в дальний зал.

Я обреченно вздыхаю – меня мутит от усталости. А еще гложет червячок сомнения: правда ли, что я обречена прожить в теле принцессы Антуанетты до конца жизни? Есть ли хоть малюсенький шанс на другую судьбу – чуть полегче?

Кто, вообще знает, что происходит с нами после смерти? Летишь по темному туннелю, никого не трогаешь… а попадаешь в местечко, пострашнее преисподней.

Есть хочется жутко, но боюсь, что даже один лишний кусочек вытеснит весь кислород, протискивающийся в легкие. С таким корсетом – либо есть, либо дышать. Единственное, что я себе позволяю несколько глотков местного сладкого алкоголя, похожего на сливовое вино. Желудок слегка обжигает, а тревожные мысли немного развеиваются – все-таки в этом мире должны быть и плюсы. Гм… например, здоровая экология и отсутствие ГМО.

– Ваше высочество сегодня не будет танцевать? – лукаво спрашивает леди Мирел, забирая у меня бокал и подавая новый, щедро наполненный.

Какая услужливость. Я со спокойной улыбкой отказываю, и на лице камеристки возникает изумление.

Угол, в котором мы стоим, становится как-то подозрительно тих. Никто не подходит. Без принца я – словно пустое место.

Я выжидаю почти полчаса, чтобы не сильно оскорбить кого-либо своим уходом, а затем начинаю собираться. Фрейлины, которым скучно и которые время от времени уговаривают меня предаться веселью, тащатся следом. Неужели мне ни на секунду не остаться одной?

– Его величество открывает завтра летний охотничий сезон, – напоминает камеристка.

Я почти хнычу. Только не говори, что в обязанности принцессы входят скачки по лесу и отлов дичи!

Нет, увольте.

И у меня есть границы терпения – умерла, так умерла!

– Антуанетта, – раздается рядом мужской голос.

Император Эсмара подходит, буквально подавляя жесткой энергетикой. Его взгляд пронзает, как раскаленный клинок, и я ощущаю, как в груди трепещет сердце. За спиной императора лишь один мрачный и немолодой мужчина, одетый во все черное.

– Ваше величество, – я слегка поеживаюсь.

– Вижу, ты все еще тоскуешь по Саорелю, Антуанетта, – с надменной усмешкой говорит император. – Но сейчас,