Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синее свечение медленно погасло в мёртвых глазах главаря.
Юноша же подошёл к самому первому бандиту, которого вырубил банкой морошки и также, как и его подельникам, свернул ему шею.
Катерина медленно поднялась со снега, прижимая ладонь к разбитой губе. Потерянный взгляд прикован к фигуре спасителя — тот как раз наклонился, дабы поднять рассыпавшиеся продукты.
Она сделала осторожный шаг вперёд, пытаясь разглядеть его лицо, но он тут же отступил в тень.
— Сударь, — её голос слегка дрожал. — Я… мы обязаны вам жизнью. Позвольте хотя бы узнать имя нашего спасителя…
— Никаких имен. А если хочешь отблагодарить, то молчи, — ответил он тихо. — И забудь о том, что здесь произошло. Ради вашей же безопасности.
— Но…
— Не спорь, женщина.
И он направился прочь из переулка, закончив беседу.
— Катя? — Лиза, держась за стену, с трудом поднялась. — Что… что сейчас было?
Катерина продолжала всматриваться в темноту. В голове звучали слова, которые её бабушка любила повторять: «Петербург — город тайн и обманов. Здесь под маской благородного господина может скрываться убийца, а в теле хрупкого человека — душа воина.»
— Он спас нас, — тихо произнесла она. — Неизвестный господин, который появился из ниоткуда и исчез в никуда.
Где-то вдалеке куранты пробили девять, а снег медленно засыпал следы произошедшей схватки…
* * *
Особняк Нарышкиных сиял сотнями огней. Бальный зал наполняла музыка вальса и смех благородных.
Лиза — наследница рода Румянцевых, уже успела стряхнуть с себя пережитый ужас. Её тонкая фигурка в нежно-голубом платье то и дело мелькала среди других благородных девиц. Только лёгкая дрожь в пальцах, когда она поправляла высокую причёску, выдавала недавние события.
А вот Катерина застыла у колонны, рассеянно теребя кружева платья. Восемнадцатилетняя красавица с большими серыми глазами и чёрными локонами, в которых поблёскивали заколки, казалось, совсем не замечала восхищённых взглядов кавалеров.
Перед её взором снова и снова прокручивалась сцена в переулке. Хруст ломающихся шейных позвонков. Точные, выверенные движения. И главное — полное отсутствие эфирного свечения. Все знали, что в бою без эфирного усиления не справиться с противником, использующим энергию. Но он справился. Как?
— Мадемуазель Катерина, окажете ли честь…
Она не слышала слов.
— Он будто вообще не использовал эфир, — пробормотала Катя. — Но почему? Как такое возможно…
— Простите? — молодой человек в безупречном мундире с эфирными знаками различия наклонился ближе. — Я не расслышал ваш ответ касательно танца…
Катерина моргнула, возвращаясь к реальности. Перед ней стоял сам Михаил Орлов — первый красавец Академии эфирных искусств, а из-за его плеча на неё с изумлением смотрели подруги. Отказывать такому кавалеру было просто неприлично.
— Прошу прощения, — она присела в реверансе, натягивая на лицо светскую улыбку. — Задумалась. С удовольствием приму ваше приглашение.
Но даже кружась в вальсе, Катерина продолжала думать о таинственном незнакомце. Кто он? Почему не использовал эфир? И главное — по какой причине не назвал своего имени?
…
После танца Лиза отвела Катю в сторону, где было потише.
— Что с тобой? — она заботливо поправила выбившийся локон подруги. — На тебе лица нет. Даже Михаил заметил, что ты витаешь где-то в облаках.
Катерина прерывисто вздохнула:
— Не могу отойти от нападения. Всё ещё стоит перед глазами.
Лиза порывисто обняла подругу.
— Всё же закончилось хорошо, глупенькая, — прошептала она. — Отпусти ситуацию. Обратно поедем на экипаже. И… — она заговорщически понизила голос, — матушкам лучше не знать об этом происшествии. Ты же знаешь, как они разнервничаются.
Катерина кивнула, слабо улыбнувшись. Их матери были известны своей впечатлительностью — любая мелочь могла вызвать приступ мигрени или нервический озноб.
— Так что… — Лиза мягко подтолкнула подругу к центру зала, — развеселись, сестрёнка! Мы ведь так долго готовились к этому балу!
Её глаза горели озорством — также, как в детстве, когда они вместе придумывали очередную проказу. Сёстрами они не были, но за пятнадцать лет дружбы стали ближе, чем иные кровные родственники.
* * *
Вернулся я в лавку только через час после происшествия. Пришлось попетлять по окраинным улочкам, несколько раз возвращаться по собственным следам, проверяя, нет ли хвоста. Старая привычка, но именно подобное обычно и сохраняет жизнь.
Щёлкаю выключателем — эфирные лампы осветили помещение. Бабушки всё ещё не было, хотя время перевалило за десять. Странно.
В ванной тщательно вымываю руки, морщась от боли. На правой кисти обнаружился порез — всё-таки зацепили ножом. Левая нога тоже побаливала — похоже, растянул связки, когда заламывал второму шею. Слишком много силы вложил в движение. В новом теле ещё не было отточенной координации, к которой привык.
— Да уж, занесло меня, — разглядываю порез. — Хотел просто дойти до магазина, а попал в целое приключение.
В тот злополучный район забрёл случайно, решив прогуляться. И те девушки, видимо, тоже оказались там не по своей воле — судя по их нарядам и манерам. Совпадение? Наверное. Хотя в прошлой жизни не особо в них верил. В общем, повезло им, что услышал их крики. Хотя, будь чуть расторопнее, мог бы вмешаться раньше, до того как одну ударили. Но, как говорил старый мастер Ли: Идеальных ситуаций не бывает — есть только те, с которыми ты можешь справиться, и те, с которыми нет.
* * *
Таверна «Ржавый гвоздь» пряталась в самых грязных трущобах Петербурга, где даже городская стража появлялась только большими отрядами. Стены, пропитанные запахом прокисшего пива и блевотины, тусклые эфирные светильники, работавшие на ворованных кристаллах — вот и вся роскошь.
В дальнем углу, за столом, окружённым громилами со шрамами от эфирных ожогов, восседал Хромой Фёдор. Его изуродованная нога покоилась на стуле, а в руке поблёскивал нож, которым он методично чистил ногти. Двадцать лет назад он был подающим надежды студентом Академии, пока неудачный метод культивации эфира не превратил его в калеку. Теперь он контролировал часть криминального района.
— Говори, — процедил он, когда перед ним, всхлипывая, появился Хорёк — щуплый парнишка с крысиными глазками.
— Хозяин… наших… наших порешили, — выдавил Хорек, размазывая сопли по лицу. — Всех троих. Как котят…
Фёдор перестал чистить ногти. В зале повисла мёртвая тишина.
— Кто? — его голос стал тише,