Фридрих там никогда не бывал, но слышал всякое. «Туда отправляют машины умирать. В сумерках случаются загадочные вещи. Бывает, человек поднимется туда и не вернется».

Фридрих замер в нерешительности. Но песня так звала, так манила. Что там может быть очень уж страшного? Наверное, слухи врут. Фридрих подошел к порогу, оставил у двери судок с обедом. Не может быть опасным человек, который создает такую музыку!

Фридрих открыл тяжелую дверь и шагнул внутрь. Музыка доносилась откуда-то сверху. Фридрих стал медленно подниматься по темной лестнице.

На верхнем этаже он толкнул дверь и вошел в просторную комнату. С обеих сторон виднелись полукруглые окна от пола до потолка, но сквозь годами копившийся слой грязи пробивались всего несколько тонких лучиков света. Почти вся комната тонула в тени.

Кругом теснились старые машины — неповоротливые конструкции из стали и железа. С потолка свисали десятки колес, а на полу и на столах лежали другие детали давней сложной системы шкивов и блоков. На потолочных балках, словно черные змеи, болтались давно ненужные кожаные ремни.

«Сюда отправляют машины умирать».

Музыка теперь звучала громче, но музыканта по-прежнему не было видно.

Фридрих вдохнул затхлый, пыльный воздух и чихнул.

Музыка смолкла.

— Здрасьте? — окликнул Фридрих.

Эхо подхватило:

— …Асьте… асьте…

У ног Фридриха прошмыгнула мышь.

Вновь зазвучал припев «Колыбельной». Музыка словно потянула Фридриха вперед. Слезы навернулись на глаза. Кто это играет так страстно и красиво?

Фридрих пробирался между искореженными остовами машин. Большой станок, накрытый замызганной клеенкой, мешал заглянуть в угол. Фридрих обошел его.

Музыка снова прервалась.

Фридрих крикнул:

— Покажитесь, пожалуйста!

И вновь услышал «Колыбельную».

Он всмотрелся в темный угол, откуда, ему казалось, звучала музыка.

Там никого не было.

Фридрих подошел к окну, которое видел с луга. Тогда оно было открыто, а сейчас — закрыто. Стекло грязное и мутное, как и в соседних окнах. По углам паутина. Пыль на полу лежит сплошным ковром, никем не потревоженная. Сюда уже давно никто не заходил.

«В сумерках случаются загадочные вещи».

Может, он в самом деле видел призрака? Или кто-то над ним подшутил?

Фридрих окинул взглядом огромное помещение. Выход из него только один — там же, где вход. Никто не смог бы проскочить незаметно.

Он снова обернулся к окну. У окна стоял деревянный письменный стол на львиных лапах. Фридрих перегнулся через стол и протер на грязном стекле круглый глазок. Стало видно поваленное дерево, где он обедал, и птиц рядом. Точно, окно то самое. Фридрих подергал задвижку, задел стол, и в столе что-то забренчало.

Фридрих выдвинул верхний ящик. Там лежала коробочка, в какие пакуют губные гармоники. На крышке была надпись:

Фридрих открыл коробку. Внутри оказалась гармоника той модели, которую обычно отправляли в Америку. Дата на коробке обозначала год, когда их начали выпускать, но у этой гармоники наружные крышки выглядели новыми, а корпус — более старым. Сбоку, на самом краешке, поверх черной краски была выведена красным крошечная буква «В».

На этом инструменте сейчас играли? Но… Как это может быть?

Он точно слышал музыку?

Фридриха пробрала дрожь. Он торопливо шарил взглядом среди теней.

Прозвучал фабричный гудок. Фридрих подскочил от неожиданности.

«Случаются загадочные вещи… Бывает, человек поднимется туда и не вернется».

Фридрих поскорее вернул гармонику в коробку, а коробку сунул в нагрудный карман и побежал вниз по лестнице. Чуть не кубарем скатился с последних ступенек и выскочил за дверь.

Согнулся пополам, переводя дух, потом подобрал судок с остатками обеда и бегом помчался в цех.

— Племянник, что случилось? Ты бледный, как привидение! — сказал дядя Гюнтер, когда Фридрих вернулся на свое рабочее место.

— Кажется, я как раз привидение услышал, — ответил Фридрих, повязывая фартук, и рассказал о том, что с ним случилось.

— Наверняка этому есть разумное объяснение, — сказал дядя Гюнтер. — Музыка как вода, везде дорожку найдет. Может быть, звук шел с другого этажа и усилился, отражаясь от стен.

Фридрих в этом сомневался. Музыка показалась ему такой близкой, словно гармоника хотела, чтобы он ее нашел.

— Можно, я ее у себя оставлю?

— Почему бы и нет? Фирма каждый год выдает нам по нескольку штук.

Фридрих показал ему красную букву «В».

— Что это, по-твоему?

Дядя Гюнтер присмотрелся внимательнее.

— Похоже на метку мастера. Правда, обычно так делать не принято. На звучание она не повлияет. Инструмент в хорошем состоянии. Крышки у него сменили, так что не поймешь, долго ли он пролежал в ящике. Наверное, принадлежал кому-нибудь из прежних работников. Его нужно почистить и настроить. — Дядя Гюнтер хлопнул племянника по плечу. — Фридрих, мой мальчик! Если наши узнают, что ты ходил один на кладбище, ты станешь героем. Мало кто на такое отважится!

По дороге домой с работы Фридрих вынул из кармана гармонику и поднес к губам.

Он выдул на пробу несколько аккордов. Дядя Гюнтер был прав — гармонику требовалось настроить, но пока Фридриха это не слишком волновало. Он сыграл первые ноты песни «Alle Vögel sind schon da» — «Птички уже прилетели».

У гармоники был насыщенный, словно бы неземной звук — точно такой же Фридрих слышал днем на кладбище машин. Он играл, а воздух вокруг словно вибрировал, наполняясь неведомой силой. Музыка окутала Фридриха, точно плащом, и он почувствовал себя под защитой, как будто ничто не в силах его задеть. Может, это от радости, что скоро приедет Элизабет и семья снова будет в сборе? Или тут что-то другое?

Простая, завораживающая мелодия так его очаровала, что он прошел мимо школы и даже не вспомнил, что нужно бояться. Подходя к дому, он вдруг понял, что за всю дорогу почти не сутулился. Его даже не беспокоило, что соседка, госпожа фон Гербер, которая вечно донимала его сплетнями и советами насчет того, как свести родимое пятно, подметает двор под своими окнами, где в ящиках росла герань.

Он не стал от нее шарахаться, как обычно, а, наоборот, окликнул:

— Здравствуйте, госпожа фон Гербер!

Она даже вздрогнула, так удивилась.

— Добрый вечер, Фридрих…