Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Причина смерти? – старший инспектор отогнул простыню.
Я сосредоточилась на рыжих волосках, приставших к пальто Уолша. Не знала, что у него есть питомец!
– Удар тяжелым тупым предметом, предположительно – булыжником, – ответил врач.
– Скорее всего, орудие убийства выбросили в реку, – добавил проктор.
– Убита одним ударом, – отметил Эткинс. – Его могла нанести женщина?
– Полагаю, да, – произнес врач.
– Колледж запирается на ночь, поэтому уличных грабителей можно исключить, – подытожил Уолш.
– Что-нибудь пропало?
– Я не обнаружил ни сумочки, ни трости, но, чтобы подышать вечерним воздухом, необязательно брать их с собой.
– Она всегда носила на шнурке ключ от секретера, – проронила я, и старший инспектор наконец обратил на меня внимание.
– Посторонние на месте преступления? – нахмурился он, бросив недовольный взгляд на Уолша.
– Это младшая дочь жертвы – мисс Софи. Я не нашел у графини ключа.
– Что ж, поищем в ее комнате, – Эткинс впился в меня своими близко посаженными черными глазами. – Раз уж вы здесь, мисс, скажите: что ваша мать хранила в секретере?
– Фамильные драгоценности. Всё, что мы смогли увезти из России. Какую-то часть, небольшую, она продала, когда мы жили в Лондоне. Возможно, успела продать и остальное. Она говорила, что студент по имени Майкл Грир помогает ей в финансовых вопросах.
– Можете назвать точную сумму, которой располагала графиня?
– Боюсь, что нет.
– Кто-нибудь желал смерти вашей матери? Возможно, угрожал ей?
Я закусила губу. За меня ответил голос из толпы студентов:
– Сама мисс Кронгельм не далее как вчера утром сказала, что хочет, чтобы графиня умерла. И вот она мертва!
Я медленно обернулась: позади меня стоял мистер Вудс, «джип» с этажа Оливера.
– Интересно, – протянул старший инспектор. – Мисс Кронгельм, где вы находились прошлой ночью между десятью и двенадцатью часами?
Нелепость и ужас моего положения настигли меня, как поезд в известном фильме братьев Люмьер. Я молчала, распластанная на рельсах собственной беспечности.
– Софи, – мягко сказал Уолш, случайно или нет опустив обращение «мисс», – кто-то может подтвердить, где вы были?
– Не знаю, – с трудом выдавила я. – Дело в том, что я не помню, где была…
Четверть часа спустя я сидела на козетке в гостиной, послушно глотая бренди по настоятельному совету доктора Уэйда. Катя, ломая руки, говорила полицейскому:
– Да, Софи вчера повздорила с maman. Она совершила глупость, и maman ужасно злилась. Но моя сестра не могла ее убить! Она не способна вообще никого убить!
– Успокойтесь, мадам, и расскажите подробнее про ссору.
Катя умоляюще взглянула на мужа, и Уэйд осторожно кашлянул:
– Старший инспектор, при всем уважении, это – семейное дело и касается только нас.
– Доктор, оно оставалось семейным до тех пор, пока кто-то не проломил череп вашей теще, – невозмутимо парировал Эткинс. – Теперь это дело полиции. И на данный момент основной подозреваемой является сестра вашей жены. Почему она желала смерти графини Кронгельм?
– Я не желала ее смерти! Она оскорбила моего молодого человека и намеревалась разлучить нас. Я вспылила и сказала то, о чем на самом деле не думала.
– И всё же вы были не в себе и не можете восстановить в памяти события вчерашнего дня?
Я потупилась.
– Послушайте, старший инспектор, – проговорила Катя. – Вчера перед сном я зашла проведать сестру. Окно ее комнаты выходит в сад. Задергивая шторы, я увидела, как maman вышла из дома и направилась в сторону Третьего двора. Я почитала Софи сочинение Томаса, минут через двадцать погасила свет и спустилась в кухню, чтобы сварить ей какао. Когда я вернулась, сестра уже спала. Я оставила чашку на комоде и ушла.
– В котором часу это было?
– Сразу после одиннадцати.
– Стало быть, между одиннадцатью и двенадцатью часами у мисс Кронгельм нет алиби.
– Скажите, мадам, – обратился к Кате проктор Уолш, – графиня имела привычку гулять в столь поздний час?
– Н-нет. Не думаю.
– Вы не заметили чего-то необычного? Может быть, в походке? Матушка не показалась вам взволнованной или встревоженной?
– Было темно. Я отчетливо видела ее всего несколько секунд в свете фонаря у входной двери.
– У мисс Софи уже случались провалы в памяти?
Я удивленно взглянула на Уолша.
– Однажды, – неохотно признала Катя. – Когда мы получили известие о смерти papa. Сестра почти сутки просидела в кресле, не ела, не разговаривала, и после тот день начисто стерся из ее памяти.
Старший инспектор Эткинс решительно встал.
– Я могу осмотреть спальню графини? – спросил он доктора Уэйда, и тот кивнул. – Миссис Уэйд, я прошу вас подняться со мной и проктором Уолшем и проверить, не пропало ли что-нибудь из комнаты.
Я осталась в гостиной с зятем и молчаливым констеблем. Реальность всё больше походила на сон, и я ощущала себя Алисой, съевшей неправильный пирожок. Всё казалось неправильным. Если бы я кого-то убила, разве я могла бы этого не помнить? Не чувствовать? Пусть даже я не помню, как оказалась рано утром на этой самой козетке в рединготе, застегнутом на все пуговицы.
Катя сбежала по ступеням, белая как смерть.
– Соня! – воскликнула она. – Секретер maman! Он пуст!
Я сидела на койке в камере, куда меня отвели после допроса в полицейском участке. Старший инспектор Эткинс официально предъявил мне обвинение в убийстве графини Веры Кронгельм и пытался выяснить, где я спрятала деньги.
Ящик секретера, в котором maman хранила ценности, оказался незапертым, его содержимое исчезло. По версии старшего инспектора, после ухода сестры я оделась и незаметно выскользнула из дома, догнала графиню на мосту Вздохов, ударила ее сзади, забрала ключ – ведь я сама призналась, что знала о его существовании – и, поднявшись в ее комнату, обчистила секретер.
– Майкл Грир подтвердил, что помог графине Кронгельм продать большую часть драгоценностей. С ее согласия он вложил деньги в трастовый фонд, чтобы увеличить ее капитал за счет доходов от операций с финансовыми активами. К концу сентября он вернул всё с процентами, таким образом, на тот момент состояние графини оценивалось в семьсот фунтов стерлингов. Согласитесь, солидная сумма. Родственников убивают и за меньшее.
– Я не нуждаюсь в деньгах.
– Тем не менее, мисс Кронгельм, ваше финансовое благополучие зависело от вашей матери, которая вчера в присутствии как минимум троих свидетелей объявила, что намерена лишить вас содержания. Она запретила вам видеть Оливера Конли, а вы желали материальной независимости и продолжения отношений, которые компрометировали вашу семью. Мотив и возможность – главные аргументы обвинения. И они у вас были, мисс. Пожалуй, вы могли бы убить мать в состоянии аффекта, однако спланированное ограбление говорит в пользу предумышленного убийства.