Ты ведь знал, как Он будет мне нужен

На исходе последнего дня.

Горький привкус того поцелуя

Мои губы забыть не смогли…»

Только ветер рыдал: «Аллилуйя»,

И осина чернела вдали.

Оторвавшись от строчек, Катя задумчиво взглянула на меня.

– Ты веришь в предопределение, Соня? Иуда предал Христа, потому что так должно было случиться. Maman первой встала из-за стола, за которым собралось тринадцать человек, и ее судьба решилась в тот самый момент?

– Maman умерла, потому что узнала чужую тайну, а вовсе не потому что официанты «Савоя» забыли вынести какую-то статуэтку. Вчера закончилась великая война, в которой погибли миллионы, просто из-за человеческой алчности и тщеславия. Никакие сверхъестественные силы не способны изменить реальность, созданную людьми.

– Есть ли в этой реальности место для Бога? Иногда мне кажется, что он отвернулся от России. Я всё думаю, правильно ли мы поступили, покинув ее, – Катя протянула мне тетрадь и, словно отгоняя тяжелые мысли, тряхнула волосами, недавно подстриженными по последней моде. – Время покажет.

Выйдя в сад, я поежилась от холода, но у меня была назначена встреча. Проктор Уолш стоял на мосту Вздохов и, щурясь от ноябрьского солнца, смотрел на играющие на воде блики. Я впервые ступила на эти плиты с того дня, как увидела на них Веру Алексеевну, неподвижно лежавшую под простыней.

– Почему мы встречаемся именно здесь?

Ровно месяц назад проктор восстановил цепь событий, которые привели к чудовищному происшествию на этом мосту. После ареста миссис Кэннон он рассказал мне, что догадался об ее аллергии, вспомнив, как она чихала, когда он пришел на ужин в шарфе с приставшей кошачьей шерстью.

– Это самое красивое место в колледже. Оглядитесь вокруг, Софи. Поздняя осень обнажила узловатые ветви деревьев, будто сошедших со страниц любимой в детстве книжки. Старые фасады дразнят воображение, сохраняя память о тех, кто любовался ими задолго до нас. Здесь царит дух уединения, и особенно на закате проникаешься красотой, которая способна вытеснить самые страшные воспоминания, исцелить самые глубокие раны.

Уолш замолчал, и некоторое время мы прислушивались к обрывкам студенческих голосов, доносимых ветром.

– Этот колледж – ваш дом, Джозеф, – наконец проговорила я. – Думаю, он станет и моим домом. Оливер отказался от поста в министерстве. Он хочет продолжить обучение и преподавать литературу в Кембридже. Я рада, что не придется разлучаться с сестрой и впереди много времени, чтобы лучше узнать брата.

– Значит, я и дальше буду иметь удовольствие слушать ваши стихи, – улыбнулся Уолш и вновь устремил взгляд в окно. – Мистер Конли – счастливец. А я… слишком ценю свою свободу.

Я осторожно коснулась руки проктора.

– Мы можем быть друзьями, Джозеф?

– Почту за честь.