— подбородок парня взмывает вверх, к огромным, ещё тех времён окнам, — во что бы то ни стало. Мы попытались. Нашли подходящие для всех варианты расселения. Это, кстати, тоже тот ещё геморрой…

— Верю. Да только, Гриш, на деле результата нет.

— Так ведь эта бабёнка неуловимая совершенно! Я чего уж не делал, чтобы выйти с ней на личную встречу. Но её нереально застать дома. К тому же Дарья Ивановна меня убедила, что никаких проблем с соседями не будет.

— Мне ли тебе объяснять, какой у Дарьи Ивановны был интерес?

— Можно ещё попытаться, — не сдаётся Гриша. — Поднять цену…

— Исключено. Я и так переплачиваю огромные деньги.

— Помнится, мы на старте обсудили, что это неизбежная плата за возможность жить в историческом центре. Но если для вас так принципиально остаться в пределах бюджета, то можно подумать и над другими вариантами.

— Какими же?

— Более… творческими.

— А вот этого не надо, — предостерегаю я.

— Да я ж не предлагаю ничего криминального, — Гриша вскидывает перед собой руки.

— И слава богу. Если человек не желает продавать свою часть, я не собираюсь его заставлять делать это. За кого вы меня принимаете?

Сажусь в машину. Не скрывая своего раздражения, хлопаю дверью. Жаль, что ничего не вышло. Хотя на какой-то момент показалось, что ещё немного — и строптивица будет есть из моих рук. Впрочем, это было бы совсем уж идеально. Не может в один день вот так по всем направлениям фартить. Я же, чёрт его дери, развёлся! Да, пришлось кое-кому звонить и просить ускорить процедуру, но ради такого дела чего только не сделаешь.

— Куда едем, Андрей Владимирович?

— Домой.

Душа требует праздника. Я в законном браке, считай, пятнадцать лет провёл, а тут сво-бо-да! И главное, что Мишель теперь будет со мной на вполне законных основаниях. Наталья больше не сможет мною манипулировать через дочь. Это, пожалуй, единственный рычаг давления, который у неё ещё сохранялся.

В кондитерской на первом этаже покупаю коробочку любимых дочкиных пирожных. Я ещё не решил до конца, стоит ли Мишке рассказывать, что мы с её матерью развелись, но если мне подвернётся хороший повод, пожалуй, лучше будет подсластить пилюлю.

— Галина Сергеевна, я пришёл. Мишка! Папа дома…

Из гостиной выглядывает домработница:

— Добрый день, Андрей Владимирович. Вы сегодня рано. Обед накрывать?

— Потом, — отмахиваюсь. — Что это наша попрыгунья меня не идёт встречать?

— Не слышит, может? — с сомнением замечает Галина Сергеевна. — Мишель! Папа пришёл!

Тишина. Уснула она, что ли? Прохожу по коридору, тихонько открываю дверь. Мишель лежит на кровати, накрывшись с головой. Не жарко ей? Опускаюсь на кровать, тяну руку к одеялу.

— Уйди!

Так! А это ещё что?

— Эй… Ну-ка посмотри на меня. Что случилось?

Мишель неуклюже вскакивает.

— Ничего! Просто я тебя… я тебя ненавижу!

Вот это номер! Та-а-ак, и кто мне объяснит, какого чёрта произошло за те несколько часов, что мы не виделись? А ведь произошло. Я никогда ещё не видел свою малышку такой.

— Ненавижу! — повторяет дрожащими губами.

— Это я с первого раза понял. Лучше расскажи, чем я это заслужил.

— Ты не даёшь маме со мной встречаться!

Ах вот оно что. Выходит, Наталья, узнав, что нас развели, всё же решила напоследок нагадить? Я думал, она умней. Что ж, мне не впервой ошибаться насчет этой бабы. Нутро обжигает холодная ярость.

— Ты говорила с мамой?

— Нет!

— Тогда с чего ты взяла, будто я не даю вам встречаться?

— Я прочитала журнал! — на мохнатых Мишкиных ресницах повисают слёзы и капают по одной на бледные щёки.

— Так, стоп! Во-первых, прекращай плакать. Никакой причины для твоих слёз нет. — Я осторожно стираю пальцами влажные дорожки. — А во-вторых, какой ещё журнал?

— Тот, которому мама дала интервью! Я всё ждала, ждала, когда оно выйдет… — Мишка судорожно всхлипывает, вряд ли осознавая, что со мной делает её плач. С большим трудом вспоминаю, о каком интервью дочка толкует. С тех пор, когда я узнал об этом самом интервью, утекло уже столько воды, что я и думать о нём забыл. Оглядываюсь в поисках злосчастного журнала.

— Что ты ищешь?

— Так журнал этот. Надо же знать, на чём основаны предъявленные мне обвинения? — шучу, не слишком-то надеясь развеселить дочь.

— Ты говоришь, как юрист! — морщит нос Мишель. Отходчивая она у меня всё же девчонка. Обижаться долго не может.

— Я и есть юрист. Ну, где эта макулатура?

Мишка запускает ручку под одеяло и нашаривает планшет.

— Сейчас всё можно прочитать прямо на сайте журнала, — она снова всхлипывает.

— Да… Как-то я об этом не подумал.

Сайт открыт как раз в нужном месте. Пробегаюсь по статье взглядом. Это я уже видел, это читал… А это…

— Какого хрена? — срывается недоверчиво с губ. Я снова и снова прохожусь по тексту, как будто мой взгляд сможет вымарать написанное из сети.

— «Извините. Можно ещё раз… Вы утверждаете, что муж вас бил?» — «О, гораздо хуже! Он изводил меня психологически. Хотя почему изводил? Андрей и сейчас не оставляет меня в покое. Вот поэтому я и подала на развод». — «Вот как? И как же это проявляется?» — «Ну как абьюзеры обычно изводят своих жертв? Способов более чем достаточно». — «Думаю, для лучшего понимания здесь не помешает какой-то пример». — «Пример?» — «Да. Самой большой жестокости, с которой вам пришлось столкнуться в браке». — «Он хочет отнять у меня ребёнка».

Я, наверное, совру, если скажу, что не предполагал чего-то подобного. Наталья слишком мстительная, чтобы просто так отпустить ситуацию. Очень хорошо понимая, что она из себя представляет, я, конечно, ожидал каких-то мелких пакостей. Например, я ничуть бы не удивился, выйди она в свет с мужиком в первый же день после развода, надеясь меня унизить в глазах партнёров. Но всё же… Всё же я верил, что у неё существуют границы. Линии, за которые она не станет заступать хотя бы ради ребёнка.

— Я погуглила слово «абьюзер».

Твою мать!

— И? Что ты думаешь? Я на него похож?

Мишель смотрит куда угодно, но не на меня, нервно комкает в пальцах одеяло и молчит так долго, что у меня начинается паника.

— Не знаю.