Она просунула большой палец в петлю черной джинсовой курточки и закинула курточку за плечо.

— Возьми ключ! — крикнула вдогонку мать. — Мы уже спать будем, когда вы вернетесь.

— Я не задержусь, — уверенно ответила Тори. Она проведет в компании Джонатана не более двух часов. И этого вполне достаточно!

— На всякий случай возьми ключ, — посоветовал отец.

Тори с неудовольствием перехватила понимающий взгляд, которым обменялись родители. Зря они радовались, между нею и Джонатаном Макгвайром не было и не могло быть никаких романтических отношений, она просто проявляла вежливость по отношению к брату Мэдисон, ее подруги и соседки.

«Когда дама слишком упорствует, это наводит на мысль...»

И что это за внутренний голос такой! Ей тут же захотелось бросить все и вернуться домой!

Она помнила, как отреагировала, когда он коснулся ее губ, стирая остатки мороженого, как накануне во время рукопожатия ощутила то же самое — словно щекочущие волны пробежали по телу.

И что это могло означать?

Она слишком долго жила без мужчины — вот что это означает.

И в этом тоже виноват Руперт! Его собственническое отношение к ней отпугивало всех потенциальных бойфрендов; то есть, по общему мнению, он и был ее бойфрендом, так что вот уже около двух лет никто даже и не пытался подойти к ней, не говоря уже о том, чтобы пригласить куда-нибудь.

Он и на остров ее одну не отпустил бы, если бы у него возникло хоть малейшее подозрение, что она может встретить здесь подходящего мужчину.

К черту Руперта, рассердилась она, он упустил свой шанс два года назад!

Тори зашагала к дому Джонатана. По дороге она помахала людям, расположившимся лагерем прямо посреди поля. Отели и гостиницы острова не в состоянии были вместить такую массу народу, поэтому многие привезли с собой палатки. Отец всегда пускал их на западное поле, он даже устроил там для них туалеты и души, чтобы сделать их жизнь немного комфортнее.

Уже подойдя к дому Бернов, Тори услышала музыку. Мягкие переборы гитары тягуче плыли в вечернем воздухе.

Джонатан Макгвайр? Если да, то он великолепно владеет инструментом!

Тори тихонько обошла дом.

Джонатан сидел в задней части дома на балконе, на коленях у него была гитара, он искусно перебирал струны, извлекая потрясающие по красоте звуки.

Тори обратила внимание на его руки: какие длинные и красивые пальцы, как нежно перебирают они тонкие и податливые струны.

Мелодия была ей незнакома, она рождала в воображении картины любви, сначала обретенной, потом — потерянной, разбивающей сердце. К своему удивлению, Тори почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Какого черта вы тут вынюхиваете и следите за мной?

Злой охрипший голос вернул ее к реальности. Она потрясла головой, пытаясь стряхнуть одуряющее очарование музыки.

Джонатан прекратил играть, вскочил на ноги и, сжав кулаки, с яростью уставился на нее.

На помощь!

— Я спрашиваю, что вы тут делаете? — произнес он ледяным тоном.

Тори проглотила комок в горле — никто и никогда не набрасывался на нее с такой яростью.

— Шпионю за вами, как вы правильно заметили, — ответила она севшим от возмущения голосом. — А на самом деле просто решила прогуляться до вашего дома, увидела, что вы... заняты, и решила не мешать, — закончила она, пожав плечами.

Джонатан, прищурившись, смотрел на нее — она его явно не убедила.

— Теперь я знаю, что вы умеете играть. — Она приветливо улыбнулась и с замиранием сердца заметила, что от этих слов взгляд у него еще больше помрачнел. — Вы никогда не хотели заняться этим профессионально? — продолжала Тори. Только бы он перестал молчать: уж лучше гнев, чем это безучастное и холодное молчание.

Он ожег ее ледяным взглядом, наклонился, бережно уложил гитару в футляр и решительно щелкнул замком.

— Что вы в этом понимаете! — произнес он. Тори удивленно вскинула темные брови — это уже не защита, это — открытое хамство.

— Да, я в этом ничего не понимаю, — сказала она то, что он хотел услышать.

Он криво улыбнулся:

— К вашему сведению, это было ужасно. Как я понимаю, вы готовы ехать в Дуглас? — Он бегло оглядел ее.

— Готова. — Тори решительно кивнула.

— Я подойду через пару минут, — поспешно сказал он, подхватил гитару и быстрыми шагами направился в дом.

Присядьте! Не желаете ли чего-нибудь выпить? Очевидно, с ее появлением Джонатан забыл хорошие манеры.

Тори опустилась в камышовое кресло.

Что такого ужасного, если она услышала его игру? Может, просто Джонатан не хотел присутствия незримой публики?

Он появился на террасе в черных джинсах и черной рубашке.

— Возьмите куртку, — посоветовала она, — потом станет прохладнее.

Хорошая погода на острове Мэн — явление недолгое. Расположенный в Ирландском море между Англией и Ирландией остров омывался водами Гольфстрима. Климат был не таким холодным, как в Англии, а летом температура доходила до тридцати пяти по Цельсию, но лето еще только начиналось.

Джонатан вернулся в дом, взял куртку, и они поехали в Дуглас. Он выбрал «ягуар», один из автомобилей Бернов, и вел его на предельной скорости, словно участвовал в гонках.

Они влились в сплошной поток машин на улицах Дугласа.

— Не стоило этого делать, — прервала наконец молчание Тори.

— Через несколько минут мы выедем отсюда, — ответил Джонатан, искоса взглянув на нее.

— Я не об этом. — Она махнула рукой в сторону машин и конных повозок. — Вы расстроены тем, что случилось, — объяснила она и ответ на его вопросительный взгляд, — а вечер безумного воскресенья придуман для того, чтобы радоваться.

Кто-то сердится и капризничает, а она должна терпеть! И ради чего? И вообще вся эта история казалась ей до безумия нелепой.

— Когда я в таком настроении, со мной не очень-то весело, — хмуро согласился Джонатан. — Извините, но вы появились так неожиданно, я играл на гитаре лишь для собственного удовольствия.

Она слегка улыбнулась:

— Мне кажется, я никогда раньше не слышала этой мелодии. А слова к ней есть?

По его застывшему взгляду она поняла, что снова вступила на запретную территорию. О чем вообще можно говорить с этим человеком?

— Если вы считаете, что я плохо играю, то вы еще не слышали, как отвратительно я пою! У меня вообще нет музыкального слуха! — Он избежал ответа на ее вопрос.

— По-моему, вы скромничаете, — отозвалась она спокойно.