И еще — я никак не могла понять — привычное ощущение опасности, давно уже уложенное в определенные разумные рамки, распухало, как передержанное дрожжевое тесто… перекрывалось каким-то нехорошим, зудящим, туманящим голову предчувствием.

На четвертом этаже я наткнулась на старичка, которого первоначально приняла за того самого, с собачкой, но потом мне подумалось, что собаки при нем нет, да и не мог он так быстро подняться на четвертый этаж — быстрее меня!

Но тут мое внимание привлекла полуоткрытая дверь чердака, и я рванулась к ней, встала в проеме чердачной двери, тяжело дыша и окидывая взглядом чердачное помещение.

Внезапно за спиной раздались стремительные шаги — слишком стремительные для того старичка! — я хотела было повернуть голову, но в этот момент из-за балки, поддерживающей крышу, вынырнуло узкое бритое лицо. Киллер.

Я вскинула на него пистолет, но тут жгучая боль пронзила мое тело, и я потеряла сознание…

* * *

Я открыла глаза.

Первое, что я увидела, было жуткое мертвое лицо. Узкое и бритое. То самое лицо, что вынырнуло из-за балки.

Киллер в здоровенной луже крови валялся в полуметре от меня.

— О черт…

— Жива, что ли? — бухнуло надо мной.

Это был капитан Сенников. За его спиной маячил второй — высокий, мрачный и тощий человек в черном пальто, которое делало его еще более высоким, еще более мрачным и еще более тощим. Увидев, что я пытаюсь приподняться, он сказал:

— Капитан, подними ее, что смотришь-то? Дама все-таки.

— Дама… — проворчал тот, но руку мне подал и на ноги поставил. — Про магнитные бури рассуждали. А она взяла — и из киллера решето сделала.

Я ощупала пальцами голову и выговорила:

— Киллера? Я?

— А кто же, я, что ли? — искренне удивился Сенников, а черный человек сказал:

— В большое дерьмо ты вляпалась, Юлия Сергеевна Максимова, выберешься ли?

Я хотела ответить, но мысли путались, в голове стоял какой-то надсадный свист — и единственное, что я смогла родить, было:

— А что… с Клейменовым?

— Эка! — буркнул Сенников. — Спросила тоже!

Черный человек строго взглянул на насупленного рубоповца и произнес, обращаясь ко мне:

— Клейменов погиб. Машина взорвалась. Погибли все, кто находился в «БМВ», плюс двое из головной «Волги».

— Наверно, «бээмвэшке» в бензобак угодили, суки, — сказал капитан Сенников.

Черный человек только покачал головой. Нет, не пуля угробила «БМВ» Клейменова.

Пулей сложно поднять автомобиль на воздух, подорвав бензин. Для того чтобы произошел взрыв, нужен ряд условий: неполный бензобак, определенная концентрация бензиновых газов, которые, собственно, и взрываются, и хотя бы незначительный доступ воздуха.

Нет, взрыв машины Клейменова был подготовлен.

Только одно непонятно: зачем тогда нужно было стрелять, если все сидящие в «БМВ» и без того погибли бы от взрыва?

…Впрочем, нет: я не права, сказав, что непонятно только одно. Непонятно многое.

Если не все.

* * *

Лицо этого человека, все его тело, казалось, было выточено даровитым, но нерадивым и ленивым скульптором. Резкие черты лица, орлиный нос и холодные серые глаза совершенно не гармонировали с огромным грузным телом: словно скульптор приложил все свое умение, высекая голову, а потом ушел в запой, оставив вместо тела бесформенную каменную глыбу.

— Значит, вы утверждаете, что забрались на чердак, увидели киллера, вскинули пистолет… а дальше ничего не помните? Так?

У него был глухой, бесцветный голос, но глаза были проницательны.

— Да, — ответила я.

— Упал, потерял сознание, очнулся — гипс. Закрытый перелом, — со вздохом констатировал он. И в этой цитате я не почувствовала и искры насмешки — наоборот: давящая, угрюмая серьезность. Лучше бы издевался, что ли.

Генерал Зубарев — а это и был начальник областного Управления госбезопасности — перевел взгляд на длинного человека в черном и произнес:

— Что вы скажете по этому поводу, Иван Никитич?

— А что тут говорить, товарищ генерал? — отозвался тот. — Нечего тут говорить. Максимова прекрасно помнит все до момента, когда она вскинула пистолет на киллера. По прошествии малого времени киллера нашли валяющимся в луже крови, с восемью пулями в груди. Пули посажены буквально одна на другую. Профессионал стрелял. Наверно, на стрельбище выбивает пять «десяток» из пяти. А тут в роли «десятки» было сердечко этого бедного киллера. От жизненно важного органа, как говорят медики… от этого жизненно важного органа ничего не осталось. И все пули выпущены из пистолета госпожи Максимовой.

— Но я ни в кого не стреляла! — воскликнула я. — Не стреляла, слышите?

— А кто же тогда стрелял? Святой дух? — спокойно спросил Зубарев.

Я открыла было рот, чтобы ответить, но Зубарев вытащил из ящика стола прозрачный целлофановый пакет, в котором лежал пистолет — мой пистолет! — и спросил:

— Ваше оружие?

— Мое.

— Как же вы объясните, что из вашего оружия выпустили восемь пуль и наповал убили киллера, а вы о том ни сном ни духом?

В голове у меня так мутилось от боли (наверно, падая, я серьезно приложилась затылком к ступенькам), что я толком ничего не могла сообразить. Единственное, что я сказала, было:

— Я требую, чтобы сюда вызвали моего шефа. Без него я не буду разговаривать с вами, товарищ Зубарев. Я думаю, вам известно, что подчиняюсь я только своему шефу, а он подчиняется непосредственно президенту. Даже не директору ФСБ, вашему шефу, а — президенту!

— Прекрасно! — процедил сквозь зубы генерал. — Тогда мы поместим вас в следственный изолятор и будем дожидаться визита вашего шефа. Ведь вы говорите об Андрее Леонидовиче Сурове, не так ли?

— Совершенно верно, — выдавила я.

— Иван Никитич, потрудитесь, чтобы задержанную доставили в одиночную камеру СИЗО. И вот что, Юлия Сергеевна, — добавил генерал Зубарев, впервые именуя меня по имени-отчеству, да еще с подчеркнутой вежливостью, — киллер, которого вы так опрометчиво застрелили, был единственной ниточкой, за которую мы могли уцепиться, чтобы выйти на заказчика этого преступления. Вы эту ниточку оборвали. Так что я не исключаю, что через этого киллера могли всплыть какие-то особо интересные аспекты вашей разносторонней деятельности. И вы поспешили его устранить. Или вам заказали этого киллера, как вашим подельникам заказали Клейменова?

Я сжала губы, словно боясь выпустить на свет божий фразу, окончательно похоронившую бы меня в этом море огульной лжи.

— Я уже связывался с Суровым, — продолжил генерал. — Он сможет приехать сюда не раньше чем через несколько дней. У него много важных дел. Так что — ждите.